Добравшись до Торнео, красивого бульвара, украшенного двойными рядами деревьев, наркоман свернул налево, как я и предвидел, - в сторону моста. Преследоьание не составляло никаких трудов, и меня это вполне устраивало. Я надеялся наконец расквитаться за прежнюю неудачу. Неожиданно там, где начинается улица Паскуале Гаванго, мой "протеже" пересек бульвар и направился вдоль железнодорожного полотна. И что на него нашло? Перейдя пути, он спустился на набережную Баркуэта, по-прежнему оставаясь на севильской стороне Гвадалквивира. Идти стало труднее. Ночную тишину заполнили шумы и шорохи большой реки, ее влажное дыхание несколько успокоило сжигавший меня азарт, и я начал всерьез задумываться, какого черта наркомана понесло в столь безлюдное место. Мы уже подходили туда, где Гвадалквивир расширяется, прежде чем разделиться на рукава, то есть примерно на уровне Кордовского вокзала, и тут я услышал за спиной осторожные шаги. Прежде чем обернуться, я инстинктивно отскочил в сторону. Передо мной стоял незнакомый тип и, судя по зажатому в руке ножу, явно не питал добрых намерений. Отражать нападение вооруженного противника - чуть ли не первое, чему нас учили на уроках дзю-до, и через секунду я уже крепко держал парня за руку, намереваясь по всем правилам швырнуть его через себя, как вдруг, слегка повернув голову, заметил, что к нам во всю прыть спешит наркоман. Пришлось отпустить первого нападавшего и заняться старым знакомым, очевидно намеревавшимся загладить оплошность, допущенную им на Ла Пальма. От первого удара дубинкой я увернулся и одновременно как следует шарахнул парня с ножом пониже пояса. Тот на редкость некрасиво выругался. Но я не успел отпраздновать победу, ибо моя мнимая добыча, так хитро заманившая меня в ловушку, перешла в наступление, и новый удар дубинки рассек мне щеку. Я пошатнулся от боли, но все-таки успел съездить по физиономии убийце с ножом, прежде чем еще один удар дубинки окончательно отбил у меня интерес ко всем на свете приключениям, в том числе и к моим собственным.
Придя в сознание и увидев два склоненных надо мной лица, я подумал, что меня ожидают еще несколько крайне неприятных минут, и нарочно повел себя вызывающе.
- Ну что, довольны собой, молодые люди?
Тот, что стоял ближе, улыбнулся и отвесил легкий поклон.
- Господь свидетель, я сделал все, что мог, сеньор. Думаю, еще чуть-чуть, и вы перестанете страдать от чего-либо, кроме сильной мигрени. Благодарите Бога за то, что у вас такой крепкий череп, иначе он не выдержал бы ударов дубинкой.
Его спутник расхохотался, и только тут, обведя глазами комнату, я сообразил, что каким-то образом попал в кабинет врача.
- Но... кто же привел меня сюда?
- Я, сеньор.
И тот, кто только что смеялся, в свою очередь, слегка поклонившись, представился:
- Инспектор полиции Валерио Лусеро.
- Так, выходит, бандиты оставили меня на Баркуэта?
- Не совсем так, сеньор. Когда я подоспел, они как раз собирались бросить вас в Гвадалквивир.
- И где же они?
- Одному удалось сбежать, а второй - в морге... Ему непременно хотелось огреть меня дубинкой...
Значит, тот, кто пытался меня убить в Ла Пальма, мертв. Думая обо всех неприятностях, которые он мне причинил, я не мог не испытывать от такого исхода некоторого удовлетворения, но, с другой стороны, теперь, после гибели наркомана, у меня не оставалось никакой надежды выйти на Лажолета. Разве что попробовать отыскать водителя-давителя из Трианы... Короче говоря, я не продвинулся ни на йоту и, честно говоря, почти потерял надежду выполнить задание Клифа Андерсона. Но, какую бы горечь я ни испытывал, не следовало забывать, что этот севильский инспектор полиции спас мне жизнь.
- Я благословляю случай, благодаря которому вы оказались на Баркуэта, сеньор.
- Это не случай, сеньор, а приказ комиссара Фернандеса.
И, увидев, что я смотрю на него во все глаза, полицейский вкрадчиво добавил:
- Я следил за вами от Ла Пальма, сеньор Моралес, сменив своего коллегу Премиасо. А тот, в свою очередь, шел за вами от "Сесил-Ориента". Возле Торнео я потерял вас из виду, поэтому-то и не успел вовремя добраться до Баркуэта...
Я чувствовал себя настолько униженным, что не мог даже выдавить слов благодарности. Выходит, агент ФБР Пепе Моралес, по отзывам, один из лучших детективов отдела по борьбе с наркотиками, не только угодил в примитивную ловушку, как какой-нибудь новичок, но даже не заметил, что за ним целый день ходил "хвост". Может, пора на пенсию? Или любовь к Марии лишила меня обычной проницательности?
Я с трудом встал. Напротив моего кресла в кабинете висело зеркало, и я увидел отражение весьма сконфуженного господина с большим куском пластыря на левой скуле и другим, поменьше, - на правой. Хорош, нечего сказать. Я поблагодарил врача и попросил прислать счет в гостиницу, а потом вышел вместе с инспектором Лусеро.
На улице полицейский сразу же осведомился, как я себя чувствую. Несколько бравируя, я ответил, что все в полном порядке. Инспектор принял это сообщение с величайшей радостью, и я уже было расчувствовался - все-таки не каждый день совершенно посторонние люди относятся к вам с такой симпатией, - как вдруг Лусеро добавил, что, раз я уже окончательно пришел в себя, то, конечно, не откажусь заглянуть вместе с ним к комиссару Фернандесу, тем более что он нас уже ждет. Короче, меня в очередной раз ловко поддели на крючок.
Кровь так мучительно стучала в висках, что я позволил себе откинуться на спинку кресла. Комиссар наблюдал за мной из-под полуопущенных век. Наконец, решившись начать допрос, он предложил мне сигару, но я отказался.
- Я вижу, вас по-прежнему преследуют несчастья, сеньор Моралес?
Я молча пожал плечами.
- А вам не кажется странным, что все злоумышленники Севильи с таким ожесточением преследуют именно вас?
- Да...
- Ах, все-таки да... В первый раз наши мнения совпадают... Что ж, я очень рад. Но вы, конечно, по-прежнему понятия не имеете о причинах столь явной ненависти к вашей особе?
- Нет.
- Знаете, сеньор, я очень доволен, что мне пришло в голову приставить к вам... наблюдателей.
- Я тоже, сеньор комиссар, поскольку ваш инспектор, кажется, спас мне жизнь.
- Так оно и есть, можете не сомневаться! Не подоспей вовремя Лусеро, вы бы сейчас плавали в водах Гвадалквивира... а вам, по-моему, куда удобнее в этом кабинете.
- Бесспорно! Но еще лучше я чувствовал бы себя, лежа в постели...
- Я прикажу отвезти вас в гостиницу, как только вы мне скажете, зачем преследовали Просперо Асинеса от "Эспига де Оро".
- Просперо Асинеса?
- Или, иными словами, того, кто напал на вас в Ла Пальма. Инспектору Лусеро совсем недавно пришлось застрелить его на Баркуэта.
- Я хотел свести с ним счеты!
- Мы не очень-то любим, сеньор Моралес, когда иностранцы пытаются вершить здесь закон... Это наше дело. Почему вы не подали жалобу на Асинеса? Я бы арестовал его.
- Я не знал, кто этот человек, и не был уверен, что покушение совершил именно он.
- В отличие от Педро Эрнандеса, едва не сбившего вас в Триане. Тогда вы сразу разобрались, что к чему. Но ведь вы и на Эрнандеса не стали жаловаться, насколько я помню?
Что я мог ответить? Этот полицейский все крепче прижимал меня к стене.
- А кто сказал вам, что Асинеса надо искать в "Эспига де Оро"?
- Никто.
- Странно.
- Я просто гулял и совершенно случайно...
- Я уже просил вас, сеньор, не принимать меня за дурака! - сухо перебил комиссар. - Выйдя из дома в Ла Пальма, вы направились прямиком на улицу Гвадалете, где, судя по тому, что случилось потом, вас уже поджидали. Так скажете вы мне наконец, кто предупредил вас, где искать Асинеса?
- Нет.
Я видел, как Фернандес нервно сжал кулаки и каких усилий ему стоило не дать волю раздражению. А когда он снова заговорил, голос звучал очень жестко. Этот человек явно меня ненавидел.