Но в моем интересе к ней романтика отсутствовала напрочь. Женщину окутывал ореол загадочности, и я подозревал, что секреты у нее удивительные. Меня влекло к ней любопытство, а также ощущение, что ей, возможно, необходим друг.
Хотя она появилась в моем сне о красном приливе, возможно, в нем не было ничего пророческого. И ее не ждала смерть.
Я несколько раз видел ее в Магик-Бич. Проходя мимо, мы иногда обменивались парой слов, главным образом о погоде.
Поскольку женщина говорила, я знал, что она — не призрак. Иногда я осознаю, что имел дело с призраком, лишь когда он тает в воздухе или уходит в стену.
В других случаях, когда людей убили и они приходят ко мне, чтобы я помог воздать убийцам по заслугам, они могут материализоваться с нанесенными им смертельными ранами. И если я вижу мужчину, лицо которого разнесли выстрелом в упор, или женщину с отрубленной головой в руках, мне тут же становится ясно, что передо мной призрак.
В недавнем сне я стоял на пляже, змеи жуткого света извивались по песку. Море бурлило, какой-то сверкающий левиафан поднимался из глубин, небо затянуло облаками, красными и оранжевыми, как языки пламени.
На западе леди Колокольчика, подвешенная в воздухе, плыла ко мне над морем, скрестив руки на груди, с закрытыми глазами. Она открыла глаза, когда приблизилась, и в них я увидел отражение того, что находилось за моей спиной.
Я дважды отпрянул от увиденного в ее глазах и дважды проснулся, не помня, что же мне в них открылось.
Теперь я оторвался от ограждения, подошел, сел на скамью, рассчитанную на четверых, так что мы оказались на разных краях.
Бу свернулся калачиком и положил морду мне на кроссовки. Я ощутил ногами тяжесть его головы.
Когда я прикасаюсь к призраку, будь то собака или человек, на ощупь он твердый и теплый. От него не веет могильным холодом, не исходит запах смерти.
Леди Колокольчика, в белых теннисных туфлях, темно-серых брюках и мешковатом розовом свитере с такими длинными рукавами, что в них без труда прятались кисти, по-прежнему смотрела на море и молчала.
В силу миниатюрности женщины ее состояние сразу бросалось в глаза. Широкий свитер не мог скрыть, что она примерно на седьмом месяце беременности.
И я никогда не видел ее с мужчиной.
На шее висел медальон, из-за которого я и дал ей такое прозвище: колокольчик, размером с наперсток, на серебряной цепочке. В столь пасмурный день только это простенькое украшение и блестело.
Я полагал, ей лет восемнадцать, то есть на три года меньше, чем мне. И, наверное, в силу хрупкого телосложения она скорее выглядела как девушка, а не женщина.
Тем не менее желания называть ее девушкой Колокольчика у меня не возникало. Самообладание и спокойная уверенность в себе требовали «леди».
— Вы когда-нибудь видели такое затишье?
— Надвигается шторм, — мелодично ответила она. — Перед ним — зона высокого давления. Для нее характерен полный штиль, и она сглаживает волны.
— Вы — метеоролог?
Она улыбнулась, мило и естественно.
— Я — девушка, которая слишком много думает.
— Меня зовут Одд Томас.
— Да.
Я уже приготовился объяснить, как и почему получил такое имя, без этого не обходилось ни одно знакомство, но, к моему удивлению и разочарованию, не услышал от нее привычных вопросов.
— Вы знали мое имя? — спросил я.
— Как и ты — мое.
— Но я не знаю.
— Я — Аннамария. В одно слово. Ты бы вспомнил. И давай на «ты».
— Мы говорили раньше, — я пребывал в полном замешательстве, — но, я уверен, не представлялись друг другу.
Она лишь улыбнулась и покачала головой.
Белая блестка пролетела по давящему небу: чайка летела на сушу, чувствуя приближение вечера.
Аннамария оттянула рукава свитера, открыв грациозные кисти. В правой держала полупрозрачный зеленый камень размером с большую виноградину.
— Это драгоценный камень? — спросил я.
— Морское стекло. Осколок бутылки, который мотало по миру туда-сюда, пока вода не обточила все острое. Я нашла его на берегу, — она покрутила его в тонких пальцах. — Как думаешь, что он означает?
— Он должен что-то означать?
— Прибой так выглаживал песок, что он напоминал кожу младенца, и стекло открылось, как зеленый глаз.
Крики птиц разорвали тишину, и я поднял голову, чтобы посмотреть, что разволновало летящих к берегу чаек.
Их крики сообщили, что мы уже не одни. На пирсе за нашей спиной слышались приближающиеся шаги.
Трое мужчин лет под тридцать подошли к северному краю наблюдательной площадки. Посмотрели на берег, в сторону далекого порта и стоящих у пристани яхт.