– Не хочешь ли чуть-чуть порулить, Гэйб? – спросил я, кивая на штурвал второго пилота. – Это очень просто. Полет идет по прямой.
– Пока я оставляю это право за тобой, – улыбнулся он. – По правде говоря, мысль о взрывчатке, которую мы тащим с собой, заставляет меня все время дергаться.
– Мысли о ней посещают и меня. Кроме того, я думаю и о тех пятнадцати тоннах топлива, которые залили в баки перед вылетом… Остается только надеяться, что ребяткам в хвосте не придет в голову успокоить нервы сигаретой.
– Надеюсь, что нет, – ответил с улыбкой Гэбриэл, и эта улыбка показалась мне более чем натянутой. Я решил поделиться с ним мыслями, которые давно меня одолевали.
– Я слышал, Сэм Дидс летит в первой машине, – начал я. – Но мне казалось, что ему как главному лицу в лагере следовало бы остаться на месте.
– Начальство жестко требует, чтобы экспедиция оказалась на сто процентов успешной. Не хочу принизить боевое искусство ребят в пассажирском салоне, но Сэм – человек, который знает, как сложить все силы воедино и как ими управлять.
– Знаешь, Гэйб, мне кажется…
– Что? – Он не дал мне закончить фразы.
– Мне кажется, что в этой операции есть кое-какие детали, которые от меня ускользнули.
– Ну, во-первых, экспедиция будет крайне опасной…
– Основная наша задача, насколько я понимаю, состоит в том, чтобы вырвать Кристину из лап Торренса.
– Да. Это – самое главное.
– Неужели “лесовики” хотят создать свою расу сверхлюдей? Или я ошибаюсь? Ведь если вы, ребята, обретете иммунитет против яда триффидов, то сможете взять верх над всеми остальными.
– Верно. Но мы не станем прибегать к столь радикальным мерам, как Торренс. Мы не станем изымать яйцеклетки Кристины, чтобы трансплантировать их нашему женскому населению.
– Неужели?
– Мне кажется, я уловил в твоем голосе нотки недоверия, Дэвид. Или я ошибаюсь?
– Не исключено, что после столь продолжительного общения с вами у меня тоже начал вырабатываться синдром подозрительности, – уклончиво ответил я.
– Наше сообщество, Дэвид, гордится своим гуманизмом. Именно поэтому мы и порвали с хунтой Торренса. Я посмотрел на цветные хвостовые огни впередиидущих самолетов и сказал:
– Но подобные мысли наверняка появлялись в головах ваших лидеров. Не сомневаюсь также, что они потребовали от Сэма Дидса составления многовариантных планов.
– И какими же, по-твоему, должны быть эти варианты?
– Во-первых, ваши жизненные интересы требуют убить Кристину, если она не сможет быть спасена. Более того, в случае такого исхода ее тело должно быть уничтожено, чтобы яйцеклетки не могли быть изъяты из свежего трупа. – Неужели ты полагаешь, будто Сэм Дидс способен на подобную жестокость? – холодно спросил Гэбриэл. – Суровые времена требуют суровых действий. И тебе, Гэйб, это известно.
– В тебе развивается ужасная подозрительность, Дэвид.
– Согласен. Но в данный момент я назвал бы это не подозрительностью, а проявлением инстинкта самосохранения.
– Ах вот даже как?
– Не исключено, что право вести самолет в Нью-Йорк является знаком доверия с вашей стороны, и это вселяет в меня излишнюю уверенность в себе и переоценку своего положения в вашем обществе. Не исключено, что в силу этого я говорю то, что следовало бы держать при себе. Я не могу не думать о том, что морским пехотинцам мог быть дан приказ пристрелить вашего покорного слугу, если возникнет угроза его захвата Торренсом. – Я покосился на Гэбриэла. – И это, впрочем, вполне разумно. Ведь я не забыл, что подобная возможность предусматривалась в случае провала плана моего вывоза из Нью– Йорка.
– Да, ты прав, – протянул Гэбриэл. – Единственное, что я могу сказать: ты должен доверять нам. По прибытии в Нью-Йорк мы поместим тебя в безопасное место.
– Это будет непросто.
– Есть еще одна веская причина, в силу которой ты должен нам верить. Ты нам необходим, чтобы доставить нас домой после того, как будет освобождена Кристина.
– Вы, несомненно, позаботились о том, чтобы обеспечить всех солдат накладными усами, бородами и темными очками… однако… не хочу быть назойливым, но как вы, “лесовики”, сможете незаметно влиться в ряды обитателей каменных джунглей?
– Возможно, нам действительно не стоило так скупо делиться с тобой информацией, – задумчиво потирая подбородок, произнес Гэбриэл. Он налил себе еще чашку кофе и продолжил: – Мы планируем разместить людей в самой северной части Манхэттена за известной тебе стеной 102-й параллели.
– Да, мне об этой стене известно. Но я не знаю, как это место выглядит.
– Ничего особенного. Просто вся территория – одна огромная тюрьма.
– Но в таком случае там должно быть полным-полно тюремщиков и охранников.
– Это не совсем так.
– Значит, мы имеем дело с тюрьмой свободного содержания?
– Если бы ты побывал там, то не говорил бы так, – ожег меня взглядом Гэбриэл. Теперь он рассердился по-настоящему. – Ты ни за что так бы не сказал!
– О'кей. В таком случае поведай мне, как этот застенок выглядит. Если там нет охраны, почему не сбегают заключенные?
– Да потому, что Торренс – негодяй умный. Ему достаточно стены, которая простирается от одного края острова до другого. Часть острова к югу от стены
– город с яркими фонарями, уличными кафе, кинотеатрами и роскошными домами. Все, что осталось к северу от 102-й улицы, превратилось в трущобы – в гетто для людей иного цвета кожи, для слепцов или для тех, кто не пришел в восторг от славного правления Торренса. Все эти люди не могут перебраться через стену, поскольку она утыкана сторожевыми вышками, ее охраняют собаки, а полоса вдоль нее густо минирована. Узники гетто не могут переплыть через реку, так как на противоположном берегу их поджидают миллионы триффидов. – Гэбриэл впал в раж и уже не мог остановиться. – Там в разваливающихся домах живут люди, которые так голодают, что их душа едва-едва удерживается в теле. Создается впечатление, что они добровольно трудятся в потогонных мастерских и на фабриках. Однако истина состоит в том, что они обязаны работать, иначе их лишат дневного рациона пищи, а без этого рациона их дети умрут от голода. И эта система работает как автомат только потому, что лет десять назад Торренс и его подручные догадались накачать некоторых из этих людей героином. Это была гениальная идея. Ты же знаешь, что героин притупляет все чувства. – Глаза Гэбриэла горели гневом. – Рабы утратили чувство реальности и перестали осознавать весь ужас своего положения. С другой стороны, это означало, что Торренс получил возможность заставить их трудиться все больше и больше. Но и это еще не все! Употребление героина приводит к сильной наркотической зависимости, и рабы после нескольких инъекций становились наркоманами. Затем Торренс приказал прекратить инъекции, и, как ты понимаешь, наркоманы ради того, чтобы получить дозу, были готовы на все. И знаешь, что придумал Торренс? – спросил Гэбриэл и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Он сказал, что станет давать рабам дозу, если те будут стремиться к выполнению поставленных им демографических целей. И что мы имеем в итоге? В итоге мы имеем рост производства, потому что рабы готовы ради очередной инъекции загнать себя до смерти. И мы имеем рост народонаселения. Рабы после укола получают облегчение на несколько часов, а затем начинают вкалывать еще круче в надежде получить дополнительную дозу. Простенько и со вкусом. Сказав все это, Гэбриэл целую минуту сидел молча, сжав кулаки и поигрывая желваками. Немного успокоившись, он продолжил: