— Нужно тщательно собирать материал, — заключил Клунников. — Это чертовски интересная проблема. «Снеговые шайтаны» могут оказаться еще одной ступенью в процессе формирования человека. На Бель-Даре вы, дружок, упустили блестящую возможность…
И вот теперь здесь, на Кафандаре, я снова сталкиваюсь с этой загадкой среднеазиатских хребтов. Может быть, в руки дается неповторимый случай?… Нет, все это, конечно, чепуха, наивные выдумки…
— О чем думаешь, начальник? — услышал я голос Шоды.
Я не хотел признаться, что думал о Бель-Даре, и сказал, что решаю, как бы лучше раскрасить геологическую карту.
— Вот видишь это белое пятно на карте, Шоды? — продолжал я. — Это верховья Кафандара. Завтра мы поедем туда, посмотрим, что там есть, и закрасим его.
— Все-таки поедешь, начальник, не боишься маленький шайтан? — сказал Шоды.
— Нет, не боюсь. Ни маленьких шайтанов не боюсь, ни больших. В горах надо бояться не шайтанов, а плохих людей. Знаешь, как туркмены говорят? «Знакомый дьявол лучше незнакомого человека». Я уверен, Шоды, ты тоже не боишься «шайтанов».
Шоды не ответил, видимо не желая кривить душой.
Меня осенила догадка.
— Так, Иван и Петр знают об этих сказках и потому боятся ехать к верховьям?
— Иван знает, — хмуро пробормотал Шоды.
— Слушай, Шоды, по-твоему на Бель-Даре эти самые «шайтаны» покусали лошадей?
— Да.
— А почему ты тогда ничего не сказал?
— Я боялся…
— Кого?
— Маленький шайтан.
— Хорошо. Ну, а когда уехали с Бель-Дары, почему не сказал?
Шоды подумал и ответил серьезно:
— Нет такой закон — говорить чужой человек про «снеговой шайтан». Совсем плохо будет. Нельзя говорить.
— Но сейчас-то ты мне рассказал об этом!
Шоды хитро посмотрел на меня.
— Я тебя давно знаю, начальник. Ты теперь в горах свой человек. Ты другой человек не скажешь. Все хорошо будет. Ты мне веришь. На Кафандар не пойдешь. Один боишься. Другой человек никто не пойдет. Иван не пойдет, Петр не пойдет. Все хорошо будет!
— Пойми, Шоды, я должен пойти на Кафандар. Я думаю, что и ты пойдешь со мной. Ты самый умный и самый опытный рабочий. Не будем же мы с тобой срывать работу из-за глупых сказок.
— Э, начальник, — с досадой сказал Шоды, — моя шесть баранчук есть. Чего будет, если я пропал?…
— Не пропадешь! Съездим на Кафандар, вернемся, да еще смеяться будем над Петром и Иваном, что они испугались.
— Слушай, начальник, я — хороший рабочий?
— Хороший; пока был очень хороший, — ответил я, несколько удивленный таким поворотом разговора.
— Я чего плохо делал?
— Ничего плохо не делал.
— Я всегда хорошо делал, — решительно сказал Шоды. — Очень хорошо делал. Кафандар я не пойду.
— Нехорошо говоришь, Шоды. На Кафандар надо ехать обязательно: камни хорошие искать, карту составлять, смотреть, что там есть…
— Там ничего нет, начальник. Кафандар очень плохо. Ты много работал, очень много. Смотри, — Шоды указал на закрашенную часть карты. — Кафандар совсем мало, вот, — и он коснулся пальцем незакрашенного пятна в верховьях реки. — Немного не кончай — ничего. Другой человек, другой год кончай.
Я почувствовал, что обычная сдержанность начинает изменять мне.
— Слушай, Шоды, — сказал я возможно спокойнее, — я поеду на Кафандар, поеду даже один, если вы все так боитесь.
— Я ничего не боюсь, — сухо сказал Шоды. — Один снеговой шайтан боюсь. Не надо ехать, начальник, пожалуйста, не надо. Лошадь пропадет, как Бель-Дара. И ты совсем пропадешь.
Я махнул рукой.
— Чабан очень обижайся будет. Козлик, баран продавать не будет…
Я молчал.
— Слушай, начальник, сколько твоя баранчук есть?
— Двенадцать, — ответил я со злостью.
Шоды, видимо, удивился, что у меня столько детей, но тем не менее серьезно сказал:
— Твой баранчук, твой жена очень плохо будет. Ты пропадешь на Кафандар…
Исчерпав на этом все доводы, Шоды принялся «накрывать на стол» — расставлять на большом брезенте миски, раскладывать ложки и хлеб.