Хребет, ограничивающий долину с севера, почти весь был покрыт лугами; только у самого водораздела белела полоса снега. Какие великолепные пастбища пропадали здесь без пользы из года в год! Неужели все дело лишь в трудностях ведущей сюда дороги?…
Я указал Ивану дальнейший путь. Мы спустимся к реке и переночуем. Завтра я обойду долину, а Иван перейдет с лагерем к самым истокам реки. Там мы вечером встретимся и проведем вторую ночь. Потом еще день работы, и на следующее утро — назад в главный лагерь.
Нечего было и думать о поисках рудных жил на этих пологих задернованных склонах. Оставалось только осмотреть каменистые россыпи, которые обязательно встретятся среди травы, и обследовать скалистые уступы ледникового цирка.
Иван заметно повеселел, когда увидел зеленые волнистые просторы верховьев долины. К нему вскоре вернулись его обычное спокойствие и грубоватый юмор. Увязывая вьюк, он подмигнул мне.
Сделав несколько фотоснимков и кратко описав пройденную часть маршрута, тронулись вниз. Спуск оказался совсем легким. Мы миновали снежник и вскоре уже шагали по пологому склону, поросшему густой высокой травой. Глаз поражало обилие цветов. Среди темно-изумрудного травяного покрова всюду краснели яркие головки маков, пестрели синие, желтые и фиолетовые венчики ирисов и тюльпанов, проглядывали крупные нежно-голубые незабудки и множество других цветов, названий которых я не знал. Яркие бабочки порхали в воздухе. Казалось, бабочки и цветы были единственными обитателями этих мест. Ни одной тропинки, ни одного следа не встретили мы среди густой травы. Даже птиц не было видно. Повсюду царила глубокая тишина.
Через час мы подошли к одному из протоков Кафандара. Возле холмика, поросшего чахлым колючим кустарником, решили разбить лагерь. Иван остался хозяйничать, а я взял рюкзак и молоток и отправился к черным скалам, замыкавшим выход из долины. Они поднимались отвесной стеной в нескольких километрах от нашей стоянки.
Уже смеркалось, когда я возвратился в лагерь, еле волоча ноги от усталости, но очень довольный. В известняковых обрывах удалось разыскать фауну, и теперь эта проклятая толща, выглядевшая совершенно немой, должна будет занять свое место в стратиграфической колонке[10]. Осмотрел я и вход в каньон, в котором исчезала река. Здесь каньон был так же непроходим, как и внизу.
Поужинать пришлось всухомятку — не было топлива для костра.
Иван предложил по очереди караулить ночью, но я наотрез отказался, залез в спальный мешок и моментально заснул.
Сколько я проспал, — не знаю. Меня разбудил страшный грохот, раздавшийся над самой головой. Уже наполовину выбравшись из мешка, я сообразил, что разбужен выстрелом.
Иван с карабином в руках стоял надо мной, всматриваясь в темноту.
— Что такое? — шепотом спросил я его.
— Зверь подходил.
— Какой зверь?
— Не знаю. Вроде волк, а может, барс.
— Лошадь где?
— Здесь. Я ее у самого мешка привязал.
У меня отлегло от сердца.
— Ну ладно. Так ты что, не спал?
— Вздремнул малость. Лошадь захрапела — разбудила.
— И что потом?
— Смотрю, а там что-то черное шевелится. Ну, я и выстрелил…
— Не попал?
— Не знаю. Рассветет — поглядим.
— А не слышал, — побежало оно после выстрела?
— Нет…
— Ложись, спи, — сказал я, — буду караулить. Часа через два тебя разбужу.
— Э, какой тут сон! — пробормотал Иван. — Сон на душу не идет. Вы уж спите: вам завтра по горам лазить. А я днем вздремну…
Я снова залез в мешок и попытался уснуть. Оказалось, что это не так просто. Я долго лежал, устремив глаза в густую черноту неба, набитую звездами. Бессознательно отыскивал знакомые созвездия. Лежать было неудобно. Прошло довольно много времени, прежде чем я сообразил, что все мускулы моего тела напряжены и я безотчетно вслушиваюсь, стараясь уловить какой-нибудь шорох или движение. Стояла глубокая тишина. Лишь изредка шумно вздыхала лошадь, да Иван ворочался с боку на бок. Усилием воли я попытался ослабить охватившее меня напряжение, но это плохо удалось.
В голову лезла всякая всячина: Шоды, переругивающийся со старым чабаном, вчерашний подъем па перевал, Клунников с его гипотезами… Потом я вдруг вспомнил рассказы звероловов, встречавших в Центральной Африке следы каких-то исполинских животных. Туземцы, живущие по окраинам непроходимых африканских болот, уверяли звероловов, что эти следы принадлежат огромным страшным животным, похожим не то на слона, не то на крокодила. Если в этих рассказах была доля правды, значит, где-то в Центральной Африке еще сохранились потомки динозавров юрской и меловой эпох. Почему бы также не могли сохраниться где-нибудь и древние обезьяны, те самые дриопитеки и австралопитеки, которые, по-видимому, были предками человека и о которых мы почти ничего не знаем? Может быть, в гипотезе Клунникова есть все-таки зерно истины?
10
Стратиграфическая колонка — чертеж, показывающий, в какой последовательности залегают осадочные породы.