Он смотрел поверх банок на спящих своих друзей, на спокойную, зеркально-гладкую синеву моря — вчера оно гневалось и хотело похоронить шлюпку вместе с ними, а сегодня тишь, благодать, глазам не верится…
«Сколько же суток мы в плавании?» — подумал Пельник. Он пытался вспомнить, какие были события в первый и последующие дни, и неизбежно запутывался. По его подсчетам поход продолжался более десяти суток…
Так сидел он, всматриваясь усталыми глазами вдаль, и вдруг заметил какой-то странный предмет, находившийся в дрейфе. Сперва он решил, что ему показалось. Нет, не показалось, что-то чернело впереди. Встреча с этим предметом представлялась Пельнику очень соблазнительной.
— Ребята! Боевая тревога! — по возможности громче крикнул он.
Никто на его зов не откликнулся, даже не поднял головы.
— Эй, поднимайтесь! — настоятельно повторил он.
Белый и Штеренбоген с усилием поднялись, глянули вперед — точно, что-то плавает. Они и сели на весла.
Всего двадцать или тридцать метров оставалось до этого таинственного предмета, чернеющего на воде, когда очнулся Шора, тоже поднял голову и, глянув за борт, с испугом произнес:
— Ребята! Мина!
Действительно, что-то круглое покачивалось на воде. Ясно только, что не деревянный ящик с продуктами. Теперь думалось, что, может, там притаилась сама смерть.
Несколько слабых рывков веслами — и тот же Жора, не сводивший глаз с предмета, поспешил всех успокоить:
— Ребята, не мина, а бочка.
— Это мы еще посмотрим, — отозвался старшина. — Может, она начинена взрывчаткой. К ней надо с умом подгребать, чтобы не получилось удара.
Белый и Штеренбоген оставили весла, навалились грудью на левый борт. Рулевой мелко загребал веслом, шестерка развернулась. Пельник уперся руками в металлический обод.
— И точно, бочка! — подтвердил он, — Откуда она взялась и почему не тонет?!
— Понятно почему: в ней масло растительное, — высказал свое предположение Жора.
— А может, бензин или керосин, тоже на воде держится, — усомнился Штеренбоген.
Так или иначе стало ясно, что она заполнена чем-то легким, и теперь все были озадачены: что делать дальше? Старшина предложил:
— Давайте втащим в шлюпку, а там видно будет…
Каждый подумал: если она с растительным маслом — тогда живем!
И вместе с этой надеждой появились воля и силы у истощенных голодом, измученных штормом людей.
Они сплели концы, привязали к банкам и спустили петлю за борт. Сразу ничего не получилось: бочка сорвалась, но далеко не уплыла. На втором заходе она, будто живое существо, закатилась в шлюпку.
После долгого путешествия бочка позеленела, обросла ракушками. И только ее развернули и открыли пробку, как изнутри вырвался одурманивающий запах бензина, он быстро растекался над шлюпкой, а люди все еще не верили в свое невезение, каждый чуть ли не ползком добирался до пробки, нюхал и спешил прочь.
Все четверо лежали на банках, устремив глава в небесную синеву, окончательно сломленные, кажется, потерявшие веру в свое спасение.
Шлюпка уже дрейфовала, управлять веслом было не под силу. Даже самый крепкий из них, старшина Белый, растянулся на решетке, закрыв глаза.
Сквозь узкую горловину по-прежнему выбивались бензиновые пары, как завеса ядовитых газов, и даже свежий морской воздух не мог его рассеять.
«Плохо дело, — подумал старшина. — Совсем плохо… Надышатся ребята, уснут и не проснутся. Надо столкнуть бочку за борт, или она нас на тот свет отправит…»
Он попытался подняться, но не смог, упал на решетку.
— Ребята! — с трудом произнес старшина. — Поднимайтесь…
Опираясь о борт, Белый встал, добрался до бочки и закрутил пробку. Пельник и Штеренбоген помогли ему столкнуть ее обратно в воду…
Прошел еще один день, неизвестно какой — девятый, десятый или одиннадцатый, потому что счет времени был давно потерян.
Снова наступило утро. Раннее солнце, брызнув в шлюпку острыми лучами, возвестило друзьям: жизнь продолжается, пора на вахту!
Кто-то из четверых приподнялся и в изумлении прошептал:
— Ребята, дельфины!
— Где, где?
В шлюпке началось слабое движение. Все как по команде поднимались и удивленно смотрели на стаю дельфинов: они резвились, высовывали забавные остромордые головы, точно хотели заглянуть в шлюпку, узнать, что там за странные путешественники.
Пельник молча пробрался в корму, пошарил под решеткой, извлек завернутый в тряпку наган, протянул Белому и сказал сиплым, ослабевшим голосом:
— Бей, старшина!
Белый, должно быть, вовсе запамятовал, что в самом начале плавания самолично сдал наган на хранение, и теперь обрадовался. Он прицелился в крупного дельфина, который оказался самым любопытным, подплыл близко к корме, показав из воды свою гладкую, будто отполированную спину. Но вот беда — рука дрожит. Только подведет он мушку, а дельфин мотнет хвостом, скроется и выплывает уже совсем в другом месте. Отчаявшись, старшина все же решил не упускать возможности, выстрелить.
«Если мы добудем дельфина — живем. Чукчи питаются сырым тюленьим мясом, и ничего…»
Старшина дождался, когда темная морда того самого, а может быть, и другого дельфина показалась из воды, и нажал на спуск. Выстрел гулко прокатился над водой, ошеломил старшину, его товарищей, а дельфин даже усом не повел.
— Что же ты, мазила, боеприпас на ветер пускаешь?! Дай-ка мы попробуем… — услышал он за спиной.
Белый крепче сжал рукоятку нагана. Ему показалось, что глаза стали плохо видеть. Он прищурился и еще выстрелил, и, убедившись, что снова промахнулся, бросил наган на решетку и опустился на банку, закрыв лицо руками…
А добродушные морские звери долго еще резвились рядом, подплывали к шестерке вплотную. Но вот и они ушли куда-то. Солнце начало погружаться за горизонт, а люди, лежавшие в полузабытьи, даже не заметили, как наступила темнота…