Оглядевшись по сторонам, Вишневский насупился и обратился к шоферу, показывая на узенький проезд между двумя кучами угля:
— Здесь ее подорвите.
Шофер колеблется:
— Может, просто бросим, товарищ полковой комиссар? Карбюратор испорчу — сам черт не наладит.
— Вы приказ знаете: ничего врагу не оставлять. Выполняйте приказ.
— А если я ее в воду? — продолжает упрямиться шофер.
Он смотрит на пирс, где полно людей и машин — яблоку упасть негде. Поняв, что из его плана ничего не выйдет, шофер загоняет машину между двумя кучами угля. Долго роется в багажнике, словно жаль ему расстаться со своим детищем, не спеша извлекает оттуда заплечный мешок, инструменты и весь остальной скарб. Отойдя в сторону, он несколько минут смотрит на машину издали, а затем кричит во все горло:
— Попрошу подальше, товарищи! Как бы осколочком ив задело!
Из-за кучи угля со всего размаха он бросает в машину гранаты-лимонки и сам падает на землю. Обломки машины поднимаются в воздух и разлетаются среди угля.
Шофер бежит к разбитой машине, и мы снова слышим его голос:
— В порядке, товарищ полковой комиссар, приказ выполнен в точности.
Вишневский и его шофер с вещевым мешком за плечами шагают к пирсу.
Среди пожаров на улицах слышны выстрелы и пулеметные очереди — это уличные бои, но не с немцами, а с кайтселитовцами, которые засели на чердаках, в подвалах и хотят отрезать отряды прикрытия, задержать их, чтобы они не успели ни в одну из гаваней на суда, уходящие в Кронштадт.
Нас всех распределяли по кораблям. Вишневский пойдет на лидере «Ленинград», а меня, Анатолия Тарасенкова и еще многих писателей и журналистов направили на «Виронию».
Пароход «Вирония» камуфлирован и потому утратил свою прежнюю франтоватость. Он стоит крайним в ряду еще не ушедших кораблей.
Масса людей. И штабные офицеры, и работники политуправления флота, и сотрудники прокуратуры, трибунала с кипами бумаг, и морские пехотинцы.
Каюты переполнены. Люди стоят, сидят и лежат в узеньких коридорах и на палубах. Многие, вернувшись с передовой после бессонных ночей, примостились на полу. Если нужно куда-либо пробраться — перешагиваешь через них…
По всему побережью бушует огонь. И может показаться странным, что в ясный, солнечный день на рейде темно от дыма. Сигналы, переданные флагами, не различишь. Сверкают огни прожекторов. Только они могут прорвать этот фантастический мрак.
Небо озарено багровым отблеском пожаров. Полыхает арсенал — старинное здание с высокими колоннами, факелы огня стоят над нефтяными цистернами в Купеческой гавани.
Население корабля возрастает с каждой минутой. Встречаются друзья, только что дравшиеся с фашистами на окраинах города. Усталый, поднимается на борт с рюкзаком за спиной и наш друг профессор Цехновицер.
— Привет, ребятки! — кричит он издали, заметив на корабле знакомых командиров, и медленно передвигает ноги по трапу.
Его лицо обросло бородой. Шинель помята, ботинки в глине. Одно в этом человеке неизменно — бодрость, оптимизм.
— Ну и попал в чертову мясорубку, — говорит он. — Каким чудом уцелел, просто не понимаю. Мы три дня из боя не выходили, и я думал — конец всему, и вдруг сообщение об отходе, приказ явиться в Минную гавань.
— Вы под счастливой звездой родились, — замечает кто-то.
— Какое там! — махнул рукой Цехновицер. — Просто случай. На войне есть свои необъяснимые законы.
При виде Цехновицера у всех нас сразу поднялось настроение. Мы ведем его в нашу и без того переполненную каюту, по общему согласию уступаем ему самое лучшее место и выставляем на стол всю еду, какая только осталась. Но он не ест, а едва успевает отвечать на наши вопросы…
До выхода в море еще есть время, хочется посмотреть, что вокруг. Мы сходим с «Виронии» и попадаем в толпу солдат, заполнивших гавань.
Немецкие батареи по-прежнему бьют с закрытых позиций. Вокруг кораблей поднимаются белые султаны воды — то где-то поодаль, то у самого борта. Кажется, вот-вот снаряд разорвется на палубе. Но расчеты наших моряков расстраивают намерения противника: корабли под прикрытием дымовых завес непрерывно меняют места и продолжают обстреливать врага. Они живут и сражаются.
В 11 часов 15 минут противник снова сосредоточил огонь на «Кирове». Сплошная волна разрывов встала вокруг крейсера. Уклоняться нет возможности. Еще минуты две — и крейсер получит повреждения.
Трудное положение флагмана заметил командир одного из миноносцев. Он снялся с якоря и под градом снарядов дал полный ход. Дымовая завеса плотно окутала рейд. Пристрелка вражеской артиллерии сбита. Но не успела еще рассеяться дымовая завеса, как немецкие снаряды вновь падают у борта «Кирова». На этот раз снаряд взорвался на палубе. Есть раненые. Но корабль продолжает вести бой.