Элвилин приблизился и, небрежно прислонившись плечом к стене, начал с интересом изучать свои ногти, доверительно и вкрадчиво ко мне обращаясь:
-- В нынешнее неспокойное время Орден Божьего суда весьма суров к Давним расам и их приспешникам.... Что ж, -- он вздохнул, смерив меня равнодушным взглядом, -- можете начинать оправдываться, я вас внимательно слушаю.
-- Я не собираюсь оправдываться, -- сказала я негромко. -- Это вам, если вам угодно, придется доказывать мою вину.
Торус мягко рассмеялся:
-- Очевидное не нуждается в доказательствах, котик. Вас взяли, когда вы вместе с тремя нелюдями напали на ордальонов, помешав их богоугодной миссии. Многих убили. Многих покалечили, -- вкрадчивость и мягкость вдруг слетели с ренегата, подобно легкой шелухе и он, бешено сверкнув глазами, бросил сквозь зубы: -- Кто еще был с вами? Имена!
-- Убивать женщин и детей -- богоугодно? Что ж, тогда я буду против таких угодников, пока могу держать меч. Со мной никого не было. Я сама по себе и сама за себя.
-- Знаете, я очень удивлен, -- сказал Торус доверительно, в одно мгновение снова став доброжелательным и спокойным, -- но час назад до меня дошли слухи, что я на огромном вороном коне, в сопровождении элвилин и симурана напал на отряд наемников Ордена.
-- А разве там не вы были? -- растянула я губы. -- Но вы чересчур властны, чтобы я посмела говорить, что вы были при мне.
-- Вот и не смейте, -- кивнул бастард, поджав губы. -- Итак, расскажете сами? Что за троица с вами была?
-- Но вы там были! -- я упрямо вскинула голову, стрельнув взглядом в притихшего мальчишку-служку, о котором, похоже, все забыли. Вот и хорошо. Пусть запоминает...
-- Да, разумеется. Летал верхом на сиреневом симуране, -- невозмутимо кивнул Торус.
Мальчик чуть слышно хмыкнул.
-- Я никакого симурана не видела, -- я сжала кулаки и усмехнулась, глядя в прищуренные кошачьи глаза дознавателя. -- А вот вас помню точно... на вороном коне с сияющим клинком... здорово вы святых рыцарей потоптали... и покромсали тоже... Думаю, даже больше меня.
-- В самом деле? -- Торус усмехнулся. -- А волосы у меня, видимо, выросли за час до пояса. Я понял вашу мысль.
-- А я к волосам не присматривалась. И вообще, вы не в моем вкусе, -- я снова легла, уставившись на низкий сырой потолок. Второй раз за сегодня это говорю. Да пошли вы!
Одрин, жив ли ты? Слышишь ли меня? Мне так хотелось снова погрузиться в спасительный туман, хоть краешком глаза увидеть в нем знакомый силуэт, услышать тихий голос моего мевретта. Но вместо этого мне в виски раскаленным прутом вонзался резкий голос его сына:
-- Весьма этому рад... Ладно, довольно. Я хочу знать, сколько сил у элвилин и как хорошо укреплен замок Твиллег.
-- А почему вы у меня спрашиваете? Вы же сами элвилин... и мужчина? -- я вложила в голос как можно больше сомнения. -- Должны лучше меня в таком разбираться.
Он резко оторвался от стены и подошел вплотную, нависая надо мной и сузив злые зеленые глаза.
-- Да, я в самом деле Пришлый по рождению. Мое имя -- Торус Мадре.
Я вздрогнула. Прикрыла веки и прикусила губу, чтобы физической болью заглушить душевную.
-- Н-не скажу, что мне приятно... познакомиться...
-- А фамилия, вижу, вам знакома? -- Торус недобро усмехнулся краешком рта.
-- Мамочка? -- я собрала губы бантиком. -- Звучит смешно...
-- Еще скажите "Спальня мамочки"...
-- Это предложение? -- я от отчаяния больно впилась ногтями в ладонь, боясь разрыдаться вот здесь, на глазах этого предателя и негодяя.
-- Это предположение. Но я удивлен, что он спутался с круглоухой.
-- Не судите, да не судимы будете, Торус...
-- Судить -- в определенном смысле -- мое прямое дело. Теперь, -- темп нашей перепалки все ускорялся, и теперь мы уже почти кричали друг на друга.
-- Тогда судите. Но это будет суд домашнего лебедя над диким!
-- И кто из нас домашний, а кто дикий? -- по лицу элвилин пробежала судорога. -- И что вы вообще об этом знаете?
Мы с минуту в полном молчании сверлили друг друга глазами, потом я глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки.
-- Лебеди -- это красиво, -- произнесла я тихо. -- Когда они вечером плывут по воде, оранжевые от солнца... Изгибают шеи, взмахивают крыльями... а потом взлетают и теряются в закате...
Служка посмотрел на меня вытаращенными глазами.
-- Вот только одна рыжая красавица улететь не может, -- лирично подхватил Торус, -- Потому что не видит заката. В ее камере нет окон. А вместо заката ее ожидают другие вещи, куда менее приятные, чем оранжевые лебеди, изгибающие шеи.
Мальчик, очевидно, устав стоять истуканом, переступил с ноги на ногу, и дрожащие от напряжения руки чуть не выронили поднос. Во всяком случае, последний накренился, и кружка с тарелкой, угрожающе грохоча, поползли к краю.
Торус резко повернулся.
-- А ты что тут стоишь? -- гаркнул он на подростка. Мальчику в последний момент удалось-таки спасти тюремный завтрак, и бедняга, подняв глуповатые круглые глаза на дознавателя, невинно улыбнулся: -- Так еду принес, сказали из рук в руки вручить, вот стою, жду, пока вы с мавреттой договорите.
-- С кем?! -- длинные пальцы элвилин дрогнули, будто их обладатель хотел в мгновение ока свернуть служке шею.
Я хмыкнула в кулак. Паренек оговорился, а Торуса точно под дых ударили.
-- Ну, с мавреттой... Это ж вроде как обращение такое у Пришлых? Аль чего-то напутал? -- мальчик растерянными голубыми пуговицами вперился в бледного от гнева элвилин.
Я не сдержавшись, хохотала. Какая пощечина Торусову самолюбию.
-- Какой оживленный разговор.. -- послышался от двери негромкий голос, и в камеру вошел отец Олав. Оглядел взбешенное лицо элвилин и вскинул кустистые седые брови. -- О чём речь?
Торус криво усмехнулся:
-- О лебедях, отче.
-- Отец Олав, я... вспомнила. Этот, -- я указала на ренегата, -- был в бою вместе со мной... он один из тех... мав... мевреттов...
Инквизитор приблизился ко мне, по-птичьи наклонил к плечу голову и заинтересованно спросил:
-- Так. А поподробнее?
-- А подробнее я всю ночь и утро провел в канцелярии Ордена, -- сказал ему в спину Торус, презрительно смерив ордальона взглядом.
-- Когда я попала в замок, он пробовал меня убить, -- быстро заговорила я . -- А потом сказал, что отвезет в город... сделает шпионкой. И если я не соглашусь помогать, то мне все равно не поверят. У него конь вороной был, с красными глазами. И они меня повезли, он, пацан какой-то, вроде паж, и еще один... -- сердце сжалось. Одрин... -- Оружие отдали. А потом крики и плач, детский. Ну, я и кинулась... Не помню больше. А тут вон пришел, и допрашивает... тварь ушастая...
-- Так... -- задумчиво проговорил Олав и глянул на Торуса: -- Господин эйп Леденваль, видимо, речь идет о вашем брате-близнеце?
Я скорбно опустила лицо, изображая добродетельную невинность, пораженную в сердце лживыми словами. Потом с грустью повернулась к Олаву:
-- Близнецы? Не знаю...
-- Мы не близнецы, -- презрительно бросил Торус. -- Я старше, и у нас разные матери.
Лупоглазый служка наконец-то набрался смелости, бочком осторожно подобрался к моим нарам и поставил на них поднос. Потом искоса глянул на раздраженного элвилин и, попятившись спиной к двери, поспешно провел усыпанной цыпками лапкой по своему лбу. Двумя перстами. Слева направо. И нырнул в коридор.
Элвилин молча сверлил меня горящими ненавистью глазами. Криво усмехнулся и перекинул со спины на грудь копну смоляных волос. До меня внезапно донесся тонкий сладкий цветочный запах. Инквизитор, очевидно, тоже его почувствовал и, резко обернувшись к Торусу, тихо заговорил что-то о данном обещании не пользоваться магией и противомагической защите помещения. Тот резко отбросил волосы за спину и в бешенстве уставился на Эйнара: