Не раздумывая, Маквейг потянулся к своему личному телефону, не связанному с коммутаторной станцией Капитолия, и набрал номер национального комитета демократической партии.
— Попросите, пожалуйста, миссис Красицкую.
Она ответила своим обычным грудным голосом, и он словно ощутил прикосновение атласа к коже.
— Приёмная мистера Донована.
— Рита, это я. Что ты думаешь делать сегодня вечером?
Наступило молчание. Слышно было только звяканье тонких золотых браслетов у неё на запястье.
— Я зайду к тебе после работы. Принесу с собой чего-нибудь перекусить.
В ответ она заговорила очень тихо, и он догадался, что Рита повернулась спиной к кому-то в приёмной.
— Ведь мы же решили, что с этим всё покончено!
Было слышно, как она тяжело и прерывисто дышит.
— Ведь рана ещё совсем свежая, Джим, она не затянулась.
— Это всего лишь царапина, детка, — утешил он. — Мы быстро её залечим. Я знаю хорошее средство.
— Джим, прошу тебя. Ты хочешь, чтобы мне потом опять было больно?
— Ты мне нужна, Рита!
— Это что, необходимость или желание?
— А какая разница?
— Очень большая. — Она продолжала говорить шёпотом. — Не будь жестоким, Джим!
— Но я вовсе не жесток. Я добрый, ведь ты сама мне в этом призналась.
— Милый, я так хочу тебя видеть!
— Значит, решено, в половине седьмого?
— Нет, давай лучше в семь. Денёк тут у нас выдался сегодня — ой-ой.
— Есть. Коктейли будут поданы ровно в семь. До скорой встречи!
— До вечера, милый!
Повесив трубку, он почувствовал, что не испытывает привычного напряжённого ожидания, которое всегда возникало в нём в предвкушении встречи. Наоборот, он ощущал какую-то подавленность. Она сказала, что ей больно! Он вдруг подумал, что в воскресенье нисколько не щадил её. Он просто сбежал по ступенькам, почти не думая о том, что оставляет позади, и всю обратную дорогу в Маклин мысли его были сосредоточены только на вице-президентстве, на своей собственной персоне и на том, как хорошо, что между ним и Ритой всё кончено. А теперь он снова вернётся в Джорджтаун и вонзит нож в женщину, которая согласилась расстаться без слова упрёка.
Резко задребезжал звонок — в Сенате начиналось очередное заседание. Маквейг заглянул в настольный календарь, чтобы узнать, какой вопрос будет сегодня обсуждаться. Оказалось — законопроект об ассигнованиях на строительство государственных зданий в некоторых штатах. Ему надо было находиться на своём месте в сенатской комиссии. Он нажал кнопку звонка и стал дожидаться появления своего секретаря, Роджера Карлсона.
Карлсон, громадного роста молодой человек с волосами цвета спелой пшеницы, бывший нападающий баскетбольной команды университета штата Айова, вошёл в кабинет, держа в руках толстую папку.
— Большая часть этой белиберды касается строительства в Дэйвенпорте, — сказал он, — но тут вы найдёте материалы по остальным проектам.
Карлсон передал сенатору папку и остался стоять перед ним, упираясь своими большими ладонями в край письменного стола. Карлсон явился без пиджака, в одной рубашке, галстук под расстёгнутым воротом сбился набок. Три года жизни в Вашингтоне сделали своё — Карлсон разжирел.
— Держу пари, вы тоже в этом списке, Джим! Правильно? — Он посмотрел на Маквейга, стараясь прочитать в его взгляде подтверждение. Карлсон был без ума от политических интриг, и если его не информировали о каком-нибудь событии, считал это личным оскорблением.
— Как вы до этого додумались, Флип? — Сенатору нравился его секретарь, его всегда забавлял жар, с которым тот играл в игру, называемую политикой. Иногда Джиму приходила в голову забавная мысль: если бы они с Карлсоном поменялись ролями, толку было бы больше. Сенатор давно подозревал, что та же мысль приходила в голову и Карлсону.
— Методом исключения, Джим. Может, хотите пари?
— Нет, уж лучше не надо. Доказать всё равно ничего нельзя. Когда Марк объявит о своём выборе, мы всё равно не узнаем, кто были остальные шестеро.
— Как хотите. А то могу поставить своп десять долларов против ваших тридцати.
— Чтобы я поставил тридцать монет против самого себя? Нет, увольте, Флип, у меня есть заботы поважнее. А теперь убирайте-ка со стола свои окорока и дайте мне пройти. Я иду на заседание.
Карлсон открыл перед ним дверь и, уже стоя на пороге, спросил:
— Признайтесь, Джим, вас ведь тоже немного покусывает?