Туманова Ольга
Ночь в поезде
Ольга Туманова
Ночь в поезде
Дула поземка, и дряблые снежные разводы слоились с желтыми пятнами фонарей.
Улица петляла.
Доктор (который час) шел по чужому городу. Усталый и голодный, заходил в закусочные и кафе и тут же выходил из-за обилия народу.
Решил обойтись пакетом молока и батоном и шагнул в двери сумеречного гастронома.
- Доктор, - ласково окликнул женский голос. И вспомнилось лето. Дача. Тропка в траве. Пруд, поросший ряской.
Доктор обернулся. (Доктором его звали с детства. Хотя - спроси его - он бы назвал себя Хмурый. Или - Молчун.)
- Нет-нет, - сказал ласковый голос, и женщина в бежевом пальто, склоняя голову к пожилой даме в черном, повторила, - нет-нет. Я буду волноваться.
И пахнуло жасмином.
И толчки, и сзади, и сбоку. И запах прелых шуб.
В гастрономе оказался кафетерий, и народу в нем было немного.
Доктор жевал бутерброды и, не отводя взгляда от автоматов, прокручивал в голове семинар.
Много нового в мире медицины, много интересного, но больше - проблем. Люди гибнут от болезней сердца и сосудов, как гибли когда-то от чумы, а человечество занято раком, СПИДом да астрологическими прогнозами.
Бутерброды быстро исчезали с полочек в торопливых руках, но кто-то неведомый мгновенно наполнял лесенку, и она вновь поднималась в окошке, полная снеди, и тут же вновь пустела, и вновь кто-то невидимый укладывал на полочки бутерброды и булочки. Вот так и проблемы: как ни разгребай, а лесенка полна.
Состав подали, на удивление, рано.
Доктор сел у окна и стал ждать, когда поезд тронется и проводник начнет раздавать постели.
С трудом втиснув чемодан, потрепанный и перевязанный драным ремешком, в купе ввалился щуплый мужичок. Глянул на попутчика, хмыкнул насмешливо и довольно потер руки.
Доктор хотел было поздороваться, но мужик шустро развернулся к нему спиной. Покряхтел, посопел, матюгнулся, крякнул и, со странным грохотом, взгромоздил чемодан на третью полку. В тусклом свете купе чемодан мужика походил на кованный сундук с кладом, затерянный в гнилом подземелье.
Мужик потер руки, довольно и радостно, словно клад, наконец-то, был у него в погребе, снова повернулся к попутчику, снова крякнул и подмигнул.
Доктор глянул внимательней - нет, землистое лицо кладотаскателя ему незнакомо.
И доктор отвернулся к окну, думая с досадой, что сейчас мужик начнет досаждать вопросами. Или рассуждениями.
Тут открылась дверь; в проеме, сияя здоровьем и настроением, появился рослый моряк.
Мужик шустро крутанулся и не только не посторонился, чтобы впустить моряка в купе, но смотрел на нового попутчика, как на незваного гостя, даже руками всплеснул, недовольный. А моряк, не заметив мужика, сообщил доктору от порога: "Вот, только с самолета, и сразу. Билетов в купейный не было, только общий. Или жди до утра. Но!" - моряк выразительно похлопал по портфелю, шикарному, туго набитому, объемом с хороший чемодан, и самодовольно улыбнулся.
Мужик буркнул что-то нечленораздельное (видно, был ярым противником мздоимства), вскарабкался на верхнюю полку, повернулся к компании сутулой спиной и засопел.
Доктор вновь отвернулся к окну, думая угрюмо, что теперь этот бравый мореход станет досаждать байками.
Тут - наконец-то! - объявили отправление.
Мужик шустро развернулся, свесился с полки и глянул вниз так, словно уронил что. Ничего не найдя на полу, мужик прилип к оконному стеклу: нет ли там. Но и там не было. Мужик шлепнул себя ладошкой по ягодице, хмыкнул, фыркнул и матюгнулся.
Состав тронулся.
Мерно стучали колеса на стыках. Бурчал что-то невнятное мужик.
Дверь купе открылась. Потянула из коридора свежесть.
Вошла женщина в бежевом пальто.
Трое мужчин разом повернули головы.
Женщина, молча и ни на кого не глянув, присела на край скамьи, не снимая пальто, не выпуская из рук сумку.
Наталья вышла из метро минут за десять до отхода поезда и по платформе шла быстро, все ускоряя шаг, потом побежала, и, едва, задохнувшись, впрыгнула в тамбур, поезд (словно только ее и ждал) тут же дрогнул, звякнул и плавно поплыл вдоль перрона.
Болели и горло, и грудь, и Наталья, войдя в купе, опустилась без сил на скамью, мысленно ругая себя и слушая боль. Боль медленно отступала, и пошли воспоминания: в детстве Наталья жила то в одном городе у мамы, то в другом городе у бабушки.
Стало жарко. Очнувшись от дум, Наталья расстегнула пальто. И увидела мужчин, что смотрели на нее.
Моряк смотрел, как ребенок, обиженно и удивленно, и Наталья невольно улыбнулась моряку.
С верхней полки, прищурив маленькие глазки, остренькие и шустрые, поглядывал простенький мужик. Мужик был мят и неказист, и Наталья отвела глаза, недовольная.
Спокойно положив на стол большие руки, смотрел задумчиво худощавый блондин в строгом сером костюме. И Наталья вспомнила, как нелепо влетела в купе, не поздоровалась, не сняла пальто... и смутилась.
Мужик на верхней полке крякнул, и Наталья глянула; мужик подмигнул ей, но Наталья не успела посмотреть на него возмущенно - мужик шустро повернулся спиной.
Мужчина в сером встал, взял из рук Натальи пальто, сказал невнятно, она скорей поняла, чем услышала:
- Я уступлю вам свое место.
- Спасибо, не надо, - отозвалась Наталья немного растерянно, потому что по ее подсчетам нижнее место, где мужчина только что сидел у окна, и так было ее, а "не надо" сказала по привычке, а откуда та привычка Наталья и сама бы не ответила. И подумала, довольная: он так внимателен к ней, и тут же сама себе и возразила: это просто его стиль поведения, есть где-то такой стиль...
- Нет, я все-таки уступлю вам свое место, - сказал блондин, и голос его прозвучал сердито, и Наталья улыбнулась.
Потом они сидели и молчали. Правда, моряк заговаривал с Натальей, и она улыбалась и отвечала односложно, но думала о том, другом. Наталье нравился его строгий серый костюм (хотя ночью в поезде, право же, в свитерке удобней), темный галстук, дымчатая рубашка. И тихий голос. Он был истинный петербуржец, плод пасмурного неба и утреннего тумана, герой Федора Михайловича, полузабытый тип русского интеллигента. Все Наталья в нем вмиг увидела или придумала - кто ж знает? А он сидел, как и прежде, в углу купе, у окна, и смотрел на Наталью, не скрываясь, и молчал.
В конце вагона послышался гул: начали выдавать белье; и они, трое, пошли стайкой к купе проводника, а мужик, бедолага, остался спать на голой полке.
Доктор хотел спать, но уснуть не мог. Крутился семинар, и плавно, в такт колесному стуку, поднимались и опускались головы над трибуной. Вдруг выплыла полочка с бутербродами. И запестрели матрацы, что под окнами его отделения сушит урология.
В окно дуло.
Из темноты окна били по глазам едкие блики.
Доктор думал с досадой, что выпил на ночь много кофе, что остался без ужина, что билет зачем-то взял на ночной поезд, когда можно было уехать вечерним.
В открытой женской сумке светлела огромная коробка шоколадного ассорти. За этой коробкой надо выстоять длинную очередь, чтобы потом, съев шоколад, сокрушаться о лишнем весе и изводить себя, но главным образом семью, постами и диетой.