Мэри собралась с силами и встала, плотнее запахивая свой намокший пелиссон и плащ. Она опять вытерла лицо от влаги и осмотрелась вокруг, заметив обломки намокшей мебели.
«Думай, Мэри. Думай».
Она старалась заставить работать свой оцепеневший мозг, но дрожала так сильно, что затруднялась даже додумать мысль.
Мэри зябко поежилась и потерла плечи. «Что произошло, когда я упала?» Раскаты грома над головой помогли ей вспомнить случившееся.
Ах да. Прогремел гром, и молния сверкнула так близко, что она почувствовала запах озона. Ослепляющий удар испугал лошадь, и она встала на дыбы, выбросив Мэри из седла, а потом с безумным ржанием умчалась в ночь.
Мэри молилась, чтобы бедное напуганное животное не сорвалось со скалистой дороги вниз.
— Я должна согреться, — объявила себе самой Мэри, не переставая дрожать и стучать зубами. — Что бы в такой ситуации сделал Майкл? — Ответа не нашлось. — Что должна сделать я? — спросила тогда Мэри.
Она еще раз осмотрела крошечную хижину. В одном углу лежали два сломанных стула, на полу валялись предметы домашнего обихода: несколько мисок, остатки соломенного матраца, погнутый подсвечник и заржавевший нож. Мэри подняла наполовину сломанный стул, втиснула одну ножку в щель в небольшом очаге и начала ломать деревяшку на более мелкие куски.
Покончив с этим, она сложила щепки кучкой в небольшую расщелину, добавила туда немного соломы из разодранного матраца. Потом взяла ржавый нож и подсвечник и принесла их к очагу. Она села, скрестив ноги и перебросив мокрые юбки на одну сторону, и начала скрести ножом по подсвечнику, осыпая горящими искрами влажную солому.
— Мэри Херст, ты — превосходная путешественница. Майкл гордился бы тобой, — говорила себе Мэри, грея руки над огнем.
Но, даже зная, что Майкл аплодировал бы ее стараниям, не к нему сейчас без конца возвращались ее раздумья. Она думала о высоком мрачном зеленоглазом мужчине, который мог заставить ее даже без огня чувствовать тепло.
Мэри подвинулась к огню немного ближе и осмотрелась вокруг. Она застряла здесь до утра и, к счастью, смогла смастерить себе кровать. Затем убрала с дороги разбитые горшки, потом подвинула к огню все, что осталось от матраца, чтобы не замерзнуть за ночь.
Закончив необходимые приготовления, Мэри расстегнула плащ, сняла его, сильно дрожа всем телом, и повесила у огня, чтобы было легче удержать тепло. Через несколько мгновений она почувствовала, как тело обволакивает приятное легкое облачко тепла.
Мэри скрестила руки и оперлась ими на колени. У нее болело все тело, хотя она не знала, то ли от холода, то ли от падения, то ли от усталости. Она лишь чувствовала, как легкое тепло успокоило дрожь в теле, и теперь ей предстояло наметить план дальнейших действий.
Мэри сунула руку в карман и нащупала там увесистый ларец из оникса. В своем приключении она преодолела половину пути, а ощущение было такое, что впереди у нее дальняя дорога. Мэри отпустила ларец и, взяв ножку стула, помешала ею в очаге. Огонь уже горел не так ярко, но тепла стало больше.
Мэри вздохнула и положила ножку стула на небольшую кучку щепок. На всю ночь их не хватит, но на несколько часов — вполне. В желудке заурчало, и Мэри задумалась, представляя, что подают в замке на ужин. Во главе длинного стола она вообразила Ангуса, который смеется, щуря глаза.
Мэри ощутила приступ острой тоски. Но несмотря на приятные образы, сложившиеся в памяти, она сомневалась, что трапеза в Нью-Слэйнс сейчас проходит в приятной обстановке. Теперь Ангус уже знает, что она уехала, и пребывает в ярости.
«Ну и пусть злится. Я ничего ему не должна. Он хотел, чтобы я уехала, я и уехала». На нос Мэри упала холодная капля воды, и она вытерла ее, заметив, что по щекам покатилось несколько горячих слезинок.
Не стоит больше думать о Нью-Слэйнс и Ангусе. Мэри положила голову на руки и закрыла глаза, сосредоточившись на приятном тепле, распространявшемся вокруг нее. Она уже задремала, когда вдруг послышалось тихое ржание лошади.
Спустя мгновение Мэри услышала низкий голос Ангуса, чертыхавшегося в темноте.
— Ангус? — тихо окликнула Мэри, це в состоянии сдержать внезапный прилив радости и облегчения.