— Я не волнуюсь. Я с тобой. Это главное, — сказала она, отвечая больше на его мысли, чем на его слова. — Мы были очень счастливы.
XI
— Я потрясен этой историей, — сказал Макс Норфольк, доливая себе коньяку из карманной фляжки. Бар был давно закрыт. — Я видел ее в тот момент, когда она вышла из кабинета директора. Она вышла «с высоко поднятой головой». По общему правилу, когда человек откуда-нибудь выходит «с высоко поднятой головой», это значит, что он сгорает от стыда, и обычно не без основания. Но бывают и исключения. Эта была другая, совершенно другая женщина.
— Что она в нем нашла? — спросил профессор, пожимая плечами.
— Первое предположение, конечно, что она, как Дездемона, полюбила его «за муки», хотя едва ли она читала Шекспира. С другой стороны, в нем, по-видамому есть очень сильный sex appeal. В-третьих же, и главное, ее жизнь была, вероятно, слишком скучной и беспросветной. Разве вы, профессор, никогда не жалели, что... ну, как сказать? что в вашей жизни не было других авантюр, кроме перехода от «ассистант профессор» к «ассосиэйтед профессор», а затем — венец мечтаний — к «фулл профессор»?
— Никогда не жалел! Кроме того, у меня высокое давление крови, а это ни к каким авантюрам не располагает*, — хмуро сказал профессор. Он опять измерил пульс. Оказалось 96.
— Я знавал женщин, которые изменяли мужьям только раз в жизни: они хотели иметь право сказать себе, что знали на своем веку двух мужчин, а не одного... Менее понятно другое: зачем она выскочила? Ни малейших улик против этого несчастного человека все равно не было. Ему ничего не грозило, и вдобавок мы теперь находимся перед лицом смерти. Между тем она, бедненькая, все рассказала директору, да еще в присутствии вашего дипломата! Теперь, если мы останемся живы, она потеряет место. Она уже потеряла комнату: ее хозяйка написала ей злое письмо.
— А где теперь тот субъект?
Не показывает носу с судна, — ответил, смеясь, старик. — Этот анархист укрылся под флагом буржуазного государства... Я все-таки очень рад, что у него оказалось алиби.
— С точки зрения современной технологической мысли этот ангар был преступный скандал, — сказал профессор. — Не знаете ли вы, где тут на островке можно достать рис?
— Рис? — переспросил изумленно старик. — Зачем вам рис?
— Теперь существует новый способ лечения высокого давления крови. Надо в течение двух недель есть только рис. У китайцев всегда нормальное давление, так как они питаются рисом. Уж если мы здесь застряли, то я хотел бы испробовать этот способ.
— Непременно попробуйте, — сказал Макс Норфольк. — Непременно. Вам будет гораздо приятнее погибнуть от бомбардировки, если у вас будет совершенно нормальное давление крови. Но, кажется, на этом островке, как назло, нет риса.
Профессор бросил на него сердитый взгляд, встал и вышел из зала. Макс Норфольк тоже поднялся и подошел к окну. На низком небе еле светилась луна. С деревьев, с выступов крыши падали капли. Все было мрачно. «В такую милую погоду в таком милом уголке земного шара и умереть будет не так неприятно», — подумал он. Вернулся к своему столику, тяжело опустился в кресло, протянул ноги на стул и закрыл глаза. Минуты через две кто-то тронул его за плечо. Он вздрогнул. Перед ним стоял эссеист.
— Надеюсь, я вас не разбудил, — сказал он ласковым, сладким тоном. — Я хотел угостить вас настоящим французским коньяком. Запасся им в дорогу.
Он вынул из кармана дорожного пальто довольно большую плоскую фляжку и дорожный стаканчик. Старик смотрел на него изумленно. От коньяку он не отказался, медленно с наслаждением выпил и поблагодарил.
— Ну что ж, — сказал он. — Сообщите мне, что вам угодно?.. Не удивляйтесь моему вопросу. Я склонен думать, что вы не стали бы угощать человека, путешествующего на грузовом судне, если бы он не был вам нужен. Я весь к вашим услугам.
Эссеист не совсем естественно засмеялся и сел в кресло.
— Вы ошибаетесь. Такие события сближают людей, а в эту ночь очень тоскливо быть одному... Но у меня действительно есть дело, и по случайности оно относится именно к вашему грузовому судну. Как вы думаете» не согласился ли бы ваш капитан взять и меня?
— Ах, вот оно что, — сказал старик. — Нет, думаю, что он вас взять не может. Я, кажется, уже говорил вам, что палуба загромождена бочками.
— А каюты?
— Каюта, если это можно назвать каютой, есть только одна, та, которую занимаем мы двое.
— Я заплатил бы за нее двойную плату, — сказал многозначительно эссеист,
— Не может же капитан продать вам то» что ему больше не принадлежит. Мы ему заплатили.