Прошел год, потом еще шесть месяцев, и лишь тогда я начал подыскивать барыгу. Понимал, это должна быть птица высокого полета, кто-то, торгующий антиквариатом, но готовый закрыть глаза на то, откуда взялся товар. Я поразузнавал и кое с кем связался. Мне дали номер телефона одного типа в Нью-Йорке. "Никаких личных контактов, пока он не проверит тебя и товар".
Я достал фигуры из-под половицы и впервые внимательно рассмотрел. Одни были четырех дюймов высотой, другие поменьше - трех (я решил, что это пешки, тогда я почти ничего не знал про шахматы). Половина фигурок была монстрами, один страшнее другого, и во всех мельчайших подробностях. Вторая - сам не знаю что. Но в одной я узнал Христа. Меньшие выглядели как ангелы. Так я и не понял, что там к чему.
Наконец наступил день, когда мне полагалось позвонить типу, что я и сделал - из автомата в парикмахерской Фила. Сам понимаешь, я нервничал, переживал, сколько же получу, да еще страшно мне было, как много всякой дряни из-за них случилось. В трубке гудки, потом ее снимают, и тип мне говорит: "Никаких имен. Опишите, что у вас". Ну, я ему: "Золотые шахматы шестнадцатого века". Но как только я начал описывать отдельные фигуры, он бросил трубку. Вот так, ни больше ни меньше.
Сначала я решил, что связь оборвалась или монет не хватило. Перезвонил, но трубку не брали.
И тут начались кошмары. Сны, о каких говорил Чо-чо. И я запил так, как никогда раньше. Я потерял работу, у мамаши обнаружили рак. У меня голова шла кругом. Мне понадобилось какое-то время, года два, чтобы снова договориться о сделке на чертово золото. Наверное, мне повезло, я вышел на доминиканца, который скупал товар с краж в Хэпмтонсе. Я встретился с ним зимним вечером на парковке в Джонс-бич. На всякий случай - а вдруг подстава - я взял с собой только три фигуры.
Ветер в тот день дул отчаянный. Словно на самой парковке самум поднялся. Когда я приехал, парень меня уже ждал, сидел себе в надраенном черном "кадиллаке". Мы вышли из машин. Он оказался низенький, смуглый, в черных очках и дождевике. Мы пожали друг другу руки, и он спросил, что у меня. Достав две фигуры, я их ему показал, он один только взгляд бросил и пробормотал "Исиасо", а после скорчил такую рожу, будто у меня в руках собачье дерьмо. Больше он вообще ничего не сказал, сел в машину и уехал.
Так оно и дальше пошло. Я пытаюсь сбыть фигуры, мне отказывают, а после на меня валятся всякие беды. Мне уже хотелось любым путем избавиться от шахмат, получить хотя бы что-то и свалить. Джек Боуэс с Кэнел-стрит, который скупал золотые зубы, даже касаться их отказался. Он назвал их "La Ventaja del Demonio"* и пригрозил вызвать копов, если я тут же не уберусь из его магазина. И лишь когда умерла мать, я решил попробовать что-нибудь про них разузнать.
Только представь меня, Бобби Ленна, вечного прогульщика и короля "обезьянника", в библиотеке. Но я начал с нее - и знаешь что? Я обнаружил, что не так глуп, как кажусь. Я даже удовольствие получил, читая книжки. Только это скрашивало вечное похмелье. А тем временем старик Райан сжалился надо мной и дал работу бармена здесь, в "Тропиках". Я едва удерживался, чтобы не надраться до того, как он уйдет вечером домой.
Так вот, прошерстил я местную библиотеку, выписал книги из других и начал составлять историю шахматных фигур. Когда появился Интернет, я и за него взялся, и за годы у меня кое-что сложилось. Доставшиеся мне фигуры известны как "Выигрыш демона". Ученые, правда, считали все это легендой. По ней, изготовил их итальянский ювелир Дарио Форессо в 1533 году по заказу странного типа, известного под именем Исиасо. Насколько я понял, фамилии у него не было.
Этот Исиасо был из Эспаньолы, сейчас там Доминиканская республика. В 1503-м папа Юлий II объявил Санто-Доминго главным христианским городом Нового Света. Там был отправной пункт для европейских авантюристов, направлявшихся в Южную и Северную Америку. Исиасо родился в год, когда папа благословил город. Отец нашего парнишки был испанцем, посланным Короной наблюдать, чтобы деньги действительно тратились на экспедиции. Сам понимаешь: по сути, бухгалтер. А вот мать была местной, и - тут становится жутковато - поговаривали, что происходила из древнего рода колдунов. Она была сведуща в местной магии. Исиасо, которого вроде как считали вундеркиндом, перенял обычаи обоих родителей.
Когда ему стукнуло двадцать, старик отправил его в Рим завершать образование. Там он поступил в университет и учился у величайших философов и теологов своего времени. Как раз в эти годы он стал рассматривать борьбу Добра и Зла как шахматную партию - Свет против Тьмы и так далее, - где преимущество переходит то на одну, то на другую сторону. Какую-то роль здесь играла стратегия, а еще математика на пару с верой, но, правду сказать, я так до конца и не понял, в чем там соль.
Каким-то образом Исиасо очень быстро приобрел богатство и власть. Поднялся на самый верх. Никто не мог понять, откуда взялось его состояние, а тех, кто его сердил, постигала диковинная и малоприятная смерть. Так вот, он заказал Форессо изготовить шахматные фигуры. А Форессо ведь был не какой-то там неумеха, но ученик Бенвенуто Челлини, величайшего ювелира на свете. "Многие полагали, что Форессо ровня своему учителю", - как говорилось в одной книге.
Ладно, идем дальше. На сцену выходит папа Павел III, преемник Юлия II и большой покровитель искусств. На него работал даже Микеланджело. Он узнает про чудесные шахматы, которые изготавливает Форессо, и отправляется в мастерскую их посмотреть. Позднее дает знать челяди, что хочет получить их себе. Он посылает кого-то к Исиасо, и тому говорят, что папа желает шахматы перекупить. У Исиасо другие планы. Он знает, что Ватикан намеревается основать университет в Санто-Доминго, и говорит: мол, в обмен на шахматы хочет вернуться домой и получить место профессора. Получить работу ему было трудновато, ведь он наполовину туземец.
Он удивлен, когда посредник папы отвечает: "Идет, по рукам". Не знает Исиасо того, что Ватикан давно наклеил на него ярлык смутьяна и желает спровадить из Рима. По пути домой корабль бросает на день якорь у необитаемого островка. Исиасо спрашивают, не желает ли он сойти на берег и увидеть истинный рай на земле. Он соглашается. С матросом добирается на берег в шлюпке. Они гуляют по острову, но вдруг Исиасо обнаруживает, что остался один. А вернувшись на берег, видит, что матрос в шлюпке гребет к кораблю.
Корабль поднимает якорь и отплывает, бросив его на островке. Таков был план с самого начала. Его хотели спровадить из Рима, но слишком боялись его якобы магии, чтобы просто вышвырнуть из города. А так они получили шахматы и от хозяина избавились, но, согласно легенде, он проклял злосчастные фигуры. В легенде также говорится, что если играешь за демоническую сторону, никогда не проиграешь. Можно сесть играть с Гарри гребаным Каспаровым и победить. Но при этом тот, кто владеет шахматами, кончен, прикончен, четвертован, распят. Меченый человек. Шахматы нельзя подарить, нельзя выкинуть. Уж ты мне поверь, я пытался, и на меня обрушивался просто ураган всякой дряни. Единственный способ избавиться - чтобы их у тебя украли, и по ходу дела должна пролиться кровь. Если умрешь, пока они у тебя, рая тебе не видать.
- Ну, что скажешь? - спросил Ленн. - Могилой матери клянусь, это чистая правда. - Он снова налил нам обоим. - И самое крутое, что все это я сам раскопал. Господи, да я же мог и школу, и колледж закончить.
- Значит, ты веришь в проклятие? - спросил я.
- Не стану надоедать тебе рассказами, сколько раз я пытался их выбросить.
- Но ты вроде не проклят.
- Как посмотреть. Погляди на меня. Я развалина. Печень у меня ни к черту. За последний год я пять раз лежал в больнице. Мне сказали: если не брошу пить, очень скоро помру.
- А как насчет какой-нибудь клиники, где избавляют от зависимости?
- Пытался, - пожал плечами он. - Просто не могу остановиться. Это часть моего проклятия. Я торчу тут каждый день, напиваюсь, неважно чем, и пялюсь на фреску. Такой же выброшенный жизнью изгой, как Исиасо. Глупо, конечно, но клянусь, это его рука на стене - в углу, у туалета… Ни с одной женщиной у меня ничего путного не вышло, все планы изменить жизнь кончились ничем. Я медленно себя убиваю. Видишь? - Он поднял футболку, показывая дряблое тело. - Шрам прямо у меня над сердцем, и оно отравлено.