— Правильно, охоту! — согласился Аслаф. — Воевать с ними — много чести, но мы сможем на них поохотиться, как на волков…
— Ох, это твое понимание чести, — пробурчал Гримн, сын Гнорри. Гримн был стар, хитер и осторожен. — Ты болтаешь о чести, — продолжал он, — а я говорю, что это было чистейшее безумие. Избить вождя… Торвальд, ты должен вести себя разумнее с этими людьми. Их, по моим подсчетам, раз в десять больше, чем нас.
— Голодранцы, — презрительно ответил Торвальд. — Любой из викингов стоит полусотни таких, как они. А что до соблюдения договора, так это я, что ли, баб у них воровал, а? И хватит, Гримн, у нас полно неотложных дел.
Гримн проворчал что-то себе под нос, а Торвальд повернулся к темноволосому воину и прищурился, словно кот, играющий с мышью.
— Парта Мак Отна, это странно, что такой человек как ты, — хотя, признаюсь, я о тебе до сих пор ничего не слышал — прибыл сюда в одиночку на маленькой лодке.
— Чего же тут странного? Если бы я приплыл на драккаре со своими людьми, каждый из которых имеет счет к норманнам, дело не могло бы закончиться ничем иным, как солидной потасовкой. Но ведь мы с тобой, Торвальд, люди, цивилизованные, и хотя нашим народам случалось враждовать между собой, вполне можем договориться обо всем спокойно.
— Это верно, викинги и ирландцы-реверы особой дружбы между собой никогда не водили, — подтвердил норманн.
— Именно поэтому я взял лодку и на исходе дня высадился на острове в одиночку. Драккар ушел за Малин Хед и заберет меня только на рассвете.
— Сколько трудов, — ухмыльнулся викинг, — и все это ради какого-то паршивого юта. Расскажи подробнее, о чем идет речь.
— Все очень просто. Мой кузен Нейл сидит в плену у ютов, а мой клан не платит за него выкуп. И не потому, что не хочет, а потому, что те требуют слишком уж многого. Но до нас дошло известие, что ты в битве с ютами у Гельголанда взял в плен их вождя. Я хотел бы его у тебя выкупить. Надеюсь, мы сможем его обменять на моего кузена.
— У ютов вечные междоусобицы. Откуда ты знаешь, что мой пленник друг, а не враг тех, что держат в плену твоего кузена?
— Если это так, тем лучше, — усмехнулся кельт, — за месть платят больше, чем за безопасность друга.
Торвальд поигрывал в задумчивости рогом.
— Тут ты прав, пожалуй, я всегда говорил, что вы, кельты, невероятные хитрецы. И сколько ты дашь за этого юта?
— Пять сотен серебряных монет.
— Его люди заплатят больше.
— Может быть, да, а может — не дадут и гроша. Это риск, на который ты должен пойти, тем более — деньги получишь на месте, никуда плыть не надо. Завтра утром мы передадим их тебе из рук в руки. Мой клан не слишком богат, но этот ют нам нужен. Хотя, если ты считаешь, что он стоит большего, мы поплывем дальше на восток и поищем другого.
— Найти будет не трудно, — согласился Торвальд. — Юты погрязли в войне между двумя королями. Во всяком случае, так было совсем еще недавно, ибо я слышал, что Эрик уже отвоевал себе чуть ли не всю страну, а Торфин сбежал куда-то.
— Говорят, что из этих двоих лучшим был все же Торфин, но Эрика поддержал Анлаф, могущественнейший ярл ютов, — добавил кельт.
— Я слышал также, что Торфин ушел в море на утлой лодчонке с несколькими воинами. Ах, догнать бы его… Впрочем, мне и того, который сидит там, в темной, хватит. Пусть не королю, но уж вельможе, по крайней мере, я отомщу. А этот ют, хоть он и не признается, явно вельможа. Судя по тому, как орудует мечом, не меньше, чем ярл. Когда мы его окружили, он стольких моих людей порубал, что трупы валялись штабелями. Я, конечно, могу его продать, но мне все же больше хочется послушать его предсмертные вопли, чем звон твоего золота и серебра.
— Я уже говорил тебе, — кельт развел руками. — Пять сотен серебряных монет, три десятка золотых цепочек, десяток дамасских мечей и доспехи, которые я сам снял с франкского принца. Больше дать я не в силах.
— Я все же думаю, что больше позабавлюсь, если затравлю его собаками. А как ты собираешься платить? У тебя что, все это в нижней рубахе зашито?
Кельт пропустил издевку мимо ушей.
— Завтра утром ты, я и ют пойдем на самую высокую точку острова. Можешь взять с собой десяток человек. Вы останетесь на берегу, а я в лодке выйду в открытое море, дождусь драккара и вернусь с выкупом и с десятью своими людьми. Обмен произведем на берегу, и если ты не будешь пытаться меня надуть, никто из лодки даже ногой на землю не ступит.
— Неплохо придумано, — признал Торвальд.
Инстинкт подсказывал кельту, что дело нечисто— напряжение и ожидание чего-то все более ощущались в пиршественном зале. Вожди внимательно наблюдали за гостем, а Гримн нервно потирал ладони и крутил головой. Однако кельт не подал виду, будто что-то заметил.
— И все же плата за человека, который может послужить выкупом за ирландского принца, низковата, — тон Торвальда изменился, теперь он явно издевался над чужаком. — Нет, лучше я затравлю его собаками. Вместе с тобою, Кормак Мак Apr!
Он выплюнул эти слова, вскакивая на ноги, и в тот же миг сидевшие рядом вожди бросились на Кормака. Они знали репутацию, которой тешился ирландский пират, но все же недостаточно полно оценили его возможности. Торвальд еще сидел, когда Кормак прыгнул к нему, и прыжку этому мог бы позавидовать голодный волк. Только быстрый рефлекс спас викинга — он уклонился, и меч кельта снес голову стоявшему за креслом слуге. Зал мгновенно наполнился лязгом оружия и бешеными воплями. Кормак пытался пробиться к двери, но слишком много головорезов навалилось на него. Торвальд, потеряв равновесие, грохнулся на пол, но над головой Кормака уже навис меч Аслафа. Кельт рубанул противника по шее, рикошетом разбил череп другому, замахнувшемуся на него топором. В тот же миг Горда Ворон нанес удар, который должен был отрубить кельту руку. Клинок скользнул, однако, по рукаву кольчуги, а Горда нанизался на вездесущее лезвие меча Кормака. Хакон Скел нацелился в непокрытую голову ирландца, но промахнулся и сам получил удар в лицо, надолго выведший его из строя. Однако тело викинга, падая, заклинило Кормаку ногу. Воспользовавшись этим, Торвальд изо всех сил влепил кулак ему под ребра, лишая дыхания. Кельт отскочил назад, ему удалось еще сломать меч Торвальда, а самого его опрокинуть на землю, но в эту секунду его достал, наконец, клинок одного из викингов. Старик Гримн вырвал из рук оглушенного кельта оружие, и остальные викинги стаей набросились на него, всей массой давя к земле. Но и тогда им пришлось несладко. Лишь с громадным трудом норманнам удалось отодрать пальцы кельта от горла одного из них и связать так, что даже его стальные мускулы не могли порвать путы. Кельта поставили на ноги и подвели к вожаку. Кормак был с ног до головы залит кровью, но уже успел прийти в себя и бесстрашно смотрел в глаза Торвальда.