Они остановились перед маленькой хижиной, точно такой же, как и все прочие. Два окна, узкое крыльцо, увитое лианами, и вход, завешенный травяным ковриком.
– Вот отведенная вам комната, принцы, – сказал Варун. – Здесь только два тюфяка, но я попрошу кого-нибудь принести дополнительные постельные принадлежности для вашей сестры-телохранительницы.
– Где мы можем искупаться? – спросил Бхайрав.
– За гурукулой есть ручей, – сказал Варун. – Время купания для мужчин – с пяти до шести утра. В хижине вы найдете полотенца и антисептическую мазь из нима для обработки ваших ран.
Он поклонился и ушел прежде, чем они успели ответить.
Бхайрав невесело рассмеялся:
– Я скорее смирюсь с тем, что не буду мыться, пока мы не вернемся домой.
– Завтра утром перед уроками ты пойдешь и приведешь себя в порядок, – сказала Катьяни. Ей еще предстояло выяснить, где купаются женщины. Она была грязной, усталой и разгоряченной, а ноги болели так, словно она прошлась по раскаленным углям. – Мы должны обходиться тем, что у нас есть.
Бхайрав и Айан смотрели на хижину без капли энтузиазма. Даже у дворцовых слуг комнаты были побольше, чем эта. А в спальне Катьяни с легкостью могли бы поместиться три такие хижины. Но она не собиралась беспокоиться из-за таких мелочей и принцам тоже этого не позволит.
Она поднялась по ступенькам на крыльцо и откинула травяную занавеску. В углу стояла незажженная лампа, по сторонам комнаты расположились соломенные кровати. Здесь же стоял низкий столик, на нем пристроились кувшин с водой и маленькая баночка зеленовато-коричневой пасты – скорее всего, это и была мазь из нима. На каждой из постелей лежало по небесно-голубой робе. На торчащем из стены крючке висело несколько полотенец.
– Давайте, вы двое, – подозвала она. Принцы вошли и в удрученном молчании оглядели суровую обстановку.
– Давайте умоемся и воспользуемся этой пастой из нима, – быстро сказала она, прежде чем кто-то из них смог начать жаловаться. Она намочила одно из полотенец в кувшине и протерла лицо и руки, морщась от боли, когда задевала свои многочисленные порезы. Принцы последовали ее примеру. Она заставила их сидеть неподвижно и нанесла мазь на их раны, а затем Бхайрав сделал то же самое для нее. Когда он наносил мазь на рану на ее голове, его лицо сосредоточенно сморщилось. Сначала мазь немного жгла, но затем охладила кожу, уменьшив боль. Пока принцы переодевались в свои новые одежды, Катьяни вышла на крыльцо и, усевшись, начала пальцами распутывать волосы.
Вскоре к ней подошел молодой ученик с застенчивой улыбкой и вздернутым носом. Он принес для нее травяной коврик, хлопчатобумажную простыню и комплект одежды, которые Катьяни с благодарностью приняла.
– Где купаются женщины гурукулы? – спросила она.
– Там же, где и мужчины, – сказал он ей. – За гурукулой есть водопад и ручей. Поверни налево от ворот и иди, пока не дойдешь до манговой рощи. Ручей находится прямо за ней. Ты его не пропустишь.
Она отложила в сторону чистую одежду и решила, что наденет ее только после того, как искупается в ручье, и сделает она это в ту же ночь. В такой близости от гурукулы не должно было быть никаких чудовищ. Она, конечно же, будет в безопасности. А поскольку мужчины могли мыться лишь один жалкий час между пятью и шестью утра, ручей был в ее полном распоряжении.
Появились принцы, одетые в свои новые одежды, форму гурукулы, и они все вместе, опасаясь пропустить угощение, поспешили в обеденный зал. Туда же направлялись и другие ученики, и с некоторыми из них они успели быстро друг другу представиться. Люди пялились на татуировку Катьяни, но были слишком вежливы, чтобы задавать вопросы. Наверное, они никогда раньше не видели людей с магической связью, так что ее присутствие в гурукуле в качестве то ли ученицы, то ли телохранительницы, не могло не вызывать любопытства.
Такое внимание ее смущало. Впервые в жизни она пожалела, что не обернула вокруг шеи дупатту. Она не стыдилась своей метки. Она была ее частью точно так же, как и частью королевы. Ей было интересно, что бы сказала Хемлата всем этим любознательным зрителям. Завидуют нашей связи, – прошептала бы она, поцеловав татуировку на своей ладони и одаривая Катьяни той особенной улыбкой, которая предназначалась лишь ей одной.