От волнения девочка залепетала на младенческий манер, что само по себе было нехорошим знаком.
— Знаешь, малышка, — попытался успокоить ее Паз, — когда человек резко просыпается, он некоторое время еще продолжает видеть сон, то есть часть его остается во сне, особенно если сон был страшным. Короче говоря, это был только сон — видишь ведь, нет никакого зверя. Он был не настоящим.
— Abuela говорит, что сны настоящие.
Паз тяжело вздохнул и мысленно выругался.
— Я не думаю, что abuela имела в виду именно это, беби. Скорее всего, она хотела сказать, что иногда сны предвещают нам какие-то события, которые трудно узнать другим путем.
— Да-а! Она говорит, что brujos, ведьмы, могут посылать нам плохие сны и от них можно задохнуться по-настоящему.
— Но тот сон, который тебе приснился, не был таким, — наставительно произнес Паз. — Это был всего лишь сон. Сейчас середина ночи, и я хочу, чтобы ты попробовала снова заснуть.
— Я хочу сначала почитать.
— Но, милая, сейчас же поздняя ночь… — захныкал он, но девочка уже соскочила с кровати, легко, как фея, подбежала к своему книжному шкафу и вынула большого формата том под названием «Животные повсюду», и Пазу пришлось перелистать альбом, начиная от «А», альпака и армадилла, и далее по алфавиту, с описанием внешности и повадок зверей, не пропуская ни слова, потому что эту книжку девочка помнила наизусть.
— Вот зверь, который был в моем страшном сне, — объявила она, указав маленьким пальчиком на страницу, ближе к концу.
Паз хмыкнул и поспешил перейти к безобидному мохнатому яку. На ястребе девочку сморил сон.
Он поставил книгу на полку, подоткнул вокруг дочки одеяльце, поцеловал и ушел, но не в постель.
На кухне Паз увидел закутанную в халат жену, которая ставила на горелку почерневший кофейник.
— Как она?
— Все в порядке, просто сон. А ты что, уже встаешь?
Он указал на кофейники сел у стойки.
— Ага. Мне нужно сделать кое-какие записи. Хотела поработать еще прошлой ночью, но не получилось — заснула.
— Прошлая ночь еще не закончилась.
— Нуда, верно. Кстати, о нынешнем вечере — не забудь про угощение для Боба Цвика и прочих.
— Сегодня вечером?
— Так и знала, что ты забудешь.
— Я плохой муж. Может, уболтаю тебя лечь обратно в постель? Мы бы подурачились.
Она посмотрела на него, подняв брови, губы чуть тронула улыбка, и Паз подумал, что в свои сорок, после семи лет совместной жизни, она все еще красивая женщина. И брак у них удачный. По прошествии времени она перестала переживать по поводу некоторой склонности к полноте и, хотя сделалась чуть более пышной, чем раньше, теперь несла свои формы с достоинством. Можно сказать, она относилась к типажу Мерилин Монро — блондинка, высокая грудь, широкие бедра. Идеал пятидесятых годов. Правда, это относилось к фигуре, а никак не к лицу — умному, с резкими, почти невротическими чертами. Когда они поженились, ее звали Лорна Уайз, доктор философии, теперь же она звалась Лола С. Уайз Паз, доктор медицины. Имя такое же пышное, как она сама.
— Ты искушаешь меня, но мне действительно нужно сделать эти записи, иначе меня будут трахать целый день, только уже не ты, а на работе.
— Ага, то есть за буквальным сексом последует еще и фигуральный.
Она рассмеялась.
— Что поделаешь!
— Ладно, но раз дело обстоит так и ты столь беспредельно предана своей профессии, что в постель мне тебя не затащить, могу я обратиться к тебе за консультацией?
Кофейник зашипел, жена налила себе большую чашку крепчайшего черного кофе и жестом предложила кофейник ему.
Паз покачал головой.
— Нет, я собираюсь прихватить еще пару часиков сна.
Она села напротив него, сделала пару глотков. Это он в самом начале их отношений пристрастил ее к бодрящему напитку, помогавшему ей продержаться в период, названный ею «материнско-медицинским обучением».
— Консультируйся. Доктор перед тобой.
— Ладно. Так вот, пока Эйми не начала плакать, мне снился сон, яркий, четкий, какие обычно уже не снятся. Я сижу в нашей гостиной, но вместо спинки нашей кушетки я облокачиваюсь на какую-то мягкую стену, возможно, обитую шкурой леопарда, и я жду, чего именно — не помню, просто есть ощущение ожидания. И тут вдруг чувствую, что мех шевелится. Оказывается, это никакая не обивка, а живой зверь. То есть я сижу, прислонившись к зверю, желтому, в черных пятнах, ну, как у леопарда. Все это невероятно отчетливо. Этот леопард размером с лошадь, огромный, может быть, даже больше лошади, но меня это не удивляет и не пугает, напротив, кажется естественным, и тут между нами происходит этот странный разговор. Он говорит что-то вроде: «Ты знаешь, что земля умирает», а я отвечаю: «Да, правильно, войны, загрязнение окружающей среды, глобальное потепление», всю эту фигню. Зверь вдруг говорит, что я мог бы все это прекратить, то есть спасти мир, и меня это чертовски воодушевляет, и я, конечно, спрашиваю, что для этого надо сделать. Ну, вот тут зверюга и говорит: «Тебе придется позволить мне съесть твою дочь».
— Господи, Джимми!
— Конечно, но во сне в этих словах был смысл, и я подумал тогда, как мне объяснить это тебе, почему в этом есть смысл, понимаешь? Эту ненормальную логику сна? А леопард встает и потягивается, и он как будто нарисован на флаге, знаешь… из мифологии. И мне хочется пасть ниц и преклониться перед ним, хоть он и собирается съесть Эйми. Потом я слышу, что она плачет, и хочу сказать ей: эй, все в порядке, это не больно, это часть того, что должно произойти, чтобы спасти мир, но тут до меня доходит, что она действительно плачет, и я просыпаюсь.
— Ну и сон. Прими пол миллиграмма «Канкса», перед тем как лечь снова.
— Но что все-таки это значит, док?
— Это значит, что существует статистика. Во время «быстрого сна» твой мозг передает материал из краткосрочной в долговременную память, и твоя кора головного мозга интерпретирует эту статистику в искусственный инцидент. Это все равно как слышать музыку в гуле вентилятора или видеть картинки в облаках. Мозг — это орган, генерирующий модели. Эти модели не обязательно должны иметь смысл.
— Я знаю, ты всегда это говоришь, но послушай дальше. Ладно, я иду посмотреть, что с Эйми. Она говорит, что ей приснился кошмар о звере, который хочет ее съесть, и она видела его и после того, как проснулась. Я ее успокаиваю, мол, это плохой сон, и когда ты думаешь, что проснулся, на самом деле по-прежнему спишь. Так что я ее успокаиваю, и она берет свою книгу о животных и заставляет меня прочесть ее и находит там зверя из своего сна.
— Ты хочешь сказать мне, что это был леопард, да?
— Ягуар. И что ты об этом думаешь?
— Совпадение.
— Это твое профессиональное медицинское мнение? Совпадение?
Лола слегка закатывает глаза.
— Ну конечно! А что еще это может быть? Телепатия, соприкосновение сознаний?
— Или что-то еще. Я все время забываю, что у тебя иммунитет к сверхъестественному.
— Это называется разум, Джимми. Рациональная способность человечества. Что ты делаешь?
— Мешаю тебе, вот что. Запускаю свои лапы под твой несчастный халат. Проверяю, все ли там на месте. О да! Что вы думаете об этом, доктор?
Лола подалась к нему, закрыла глаза и сказала:
— Как это непорядочно с твоей стороны, когда мне нужно поработать.
— А мы быстренько. Залезай на стойку.
— А как насчет Эйми?
— Я дал ей сильнодействующий дурман, барбитурат, крутой героин, — заявил он, заваливая ее на пластик.
— Вот что я получила, выйдя замуж за кубинца, — вздохнула Лола.
— А что, разве еврейки не трахаются на кухонных столах?
— Не знаю, но я поспрашиваю, — успела сказать она, прежде чем их губы сомкнулись.
Лола на время забыла о груде работы, а Паз забыл о своих снах.
Сейчас Лола Уайз Паз работала в клинике Южного Майами, от дома на расстоянии короткой поездки на велосипеде. К тому времени, когда у нее завязались отношения с Пазом, она имела степень по клинической психологии, потом родила ребенка, а затем, вдруг проникнувшись паническим ощущением стремительного бега колесницы времени, в возрасте тридцати четырех лет решила поступить в медицинскую школу. Паз поддержал ее затею, и они оба вкалывали как ломовые лошади, чтобы заработать на жизнь, высвободить время для учебы и выполнять бесконечные родительские обязанности: в последнем им помогала могущественная Маргарита Паз, роковая abuela. Сейчас, как и чаще всего по утрам, после того как Лола уезжала на велосипеде, Паз одел дочку, накормил, отвез ее в школу, потом отправился в ресторан, где сначала приготовил все для ланча, а потом и сам ланч. Тем временем сама abuela забрала Амелию и привезла ее в ресторан «Гуантанамера». Она очень не любила выпускать ресторан из-под контроля и, когда он был открыт, проводила в нем почти все время, но любовь к внучке была сильнее. Когда время ланча прошло и поток заказов превратился в тонкую струйку, Паз увидел, что его чадо примеряет поварской фартук, который ее бабушка, видимо, перешила так, чтобы он ей был впору. Паз профессиональным взглядом оглядел крохотного помощника повара и, повернувшись к матери, произнес: