Дерево покрывало территорию размером с бейсбольную площадку большой лиги и представляло собой огромную, плотную массу темно-зеленых, продолговатых, блестящих листьев, покрывавших дюжины столов и побегов, гладких и серых, в приглушенном облаками призрачном свете этого дня похожих на ноги стада слонов. Казалось, будто это стадо с бесконечной медлительностью брело через окружавшую огромное дерево лужайку.
На покачивающейся скамье, подвешенной между двумя живыми опорами, сидела мисс Милликен, учительница первого класса, и в качестве десерта после уроков читала своим маленьким ученикам очередную главу книги «Тик-Ток из Страны Оз». За многими уже пришли, и вокруг сидящих кружком детей образовался другой круг, взрослый, состоящий преимущественно из молодых мам или нянь. Единственным в этой компании, кто не являлся ни мамой, ни няней, был Джимми Паз.
Наконец книга была закрыта, дети загалдели, родители двинулись к своим чадам. Некоторые, быстро похватав детишек, торопливо разъезжались по своим делам, как всегда не терпящим отлагательств: родители детей, посещавших эту школу, были в большинстве своем людьми очень занятыми и не считали возможным тратить время как-то иначе, нежели принося его в жертву богам достатка и успеха. Джимми Паз не относился к их числу, как и несколько других человек, которые, судя по их одежде и машинам, являлись наследниками бывших коренных обитателей Кокосовой рощи — раскованные, артистичные, хотя достаточно состоятельные, чтобы вносить нешуточную плату за обучение. Они собрались вокруг мисс Милликен, чтобы поболтать, кратко обсудить своих детей и пообщаться друг с другом в приветливой тени великого дерева.
Необщительный Паз, не являвшийся бывшим хиппи или художественной натурой, последовал за дочкой к смоковнице, где стал свидетелем демонстрации ее умения залезать на дерево, и вынужден был признать, что вряд ли сумеет свеситься с низкой ветки вниз головой, зацепившись за нее ногами… Зато он после «гимнастических упражнений» сумел защекотать девочку так, что она, хихикая, не удержалась и упала в его объятия.
— Папа, ты знаешь, что на этом дереве живет чудовище?
— Нет, я не знаю. Страшное?
— Немножко страшное, — ответила она после недолгого размышления. — Но не такое страшное, как ар-р-р!
Рычанием, жестами и мимикой девочка изобразила по-настоящему страшное чудовище.
— Оно разговаривало со мной, — добавила она. — По-испански.
— Правда. О чем?
— О разном. Оно из настоящих джунглей и умеет разговаривать с животными. Я показала его Бритни Райли, но она его не увидела. И сказала, что я тупая. Теперь я ее ненавижу.
— Я думал, она твоя лучшая подруга.
— Еще чего! Она полная дуреха, вот. Моя новая лучшая подруга — Адриана Стейнфельс. Можно, она придет к нам домой?
— Не сегодня, сладкая. Можешь ты показать мне это чудовище?
— Хорошо.
С этими словами она взяла его за руку и повела в глубь лабиринта корней. Воздух там был сырой, прохладный и наполненный острым гнилостным запахом усыпавших землю опавших листьев и плодов. Они подошли к серо-зеленой вертикальной колонне, могучему, неохватному центральному стволу главного дерева штата. Амелия показала вверх.
— Оно живет вон там, — сказала она, подождала минутку, прислушалась и пожала плечами. — По-моему, сейчас его там нет. Где abuela?
— У нее возникла какая-то проблема. Ей пришлось уехать к себе в иле.
— А мы можем туда поехать?
— Можем, — ответил Паз, сам немного удивившись своим словам.
Это означало размолвку с женой. Нужно ли ему это? Может быть, пора все объяснить? Даже если Паз не верил в культ сантерии, это было частью наследия его ребенка, как и его собственного, и сейчас этот категорический запрет вдруг показался невыносимым. Амелия — не Бритни и не Адриана, белый хлеб… слово gusano, личинка, снова всплыло на поверхность его сознания. Что ж, девочке семь лет, это не так уж мало для того, чтобы узнать, кто она и откуда. Он нежно любил свою жену, но ее материалистическую уверенность в собственной незыблемой правоте не одобрял и, хотя долго избегал разговоров на эту тему, решил больше не уклоняться. О чем и сказал себе, тут же смоделировав в уме возможный ход беседы и прокручивая, как это часто делают мужья перед семейными баталиями, предполагаемые аргументы и возражения. Он покинул недра огромного растения и, крепко сжимая маленькую теплую ручку, вышел из-под дерева.
Честно говоря, история с монстром на дереве ему не нравилась. Да, конечно, у Амелии порой появлялись воображаемые товарищи по играм, и ее мама с уверенностью врача утверждала, что в соответствующем возрасте это вполне естественно. А у нее соответствующий возраст? Почти семь. По мнению Паза, в этом возрасте ребенок уже достаточно социально активен, и воображаемых друзей должны вытеснять реальные; если же дело обстоит наоборот, то это не совсем правильно. И не полезно. С другой стороны, он сам, именно сейчас, собрался отправиться с ребенком туда, где у каждого взрослого есть воображаемый друг, способный внезапно появляться из мира духов и полностью овладевать им. Это правильно? Полезно?
Что сказала бы по этому поводу ее мать, Паз прекрасно знал и заставил себя выбросить все это из головы. Это ему удалось, хотя было ясно, что неудобные мысли скоро вернутся.
Иле — община последователей сантерии — имела резиденцию в ничем не примечательном с виду доме Педро Ортиса. Он находился в районе, населенном преимущественно кубинцами, к юго-западу от первоначальной Малой Гаваны, на Восьмой Юго-Западной улице, которая по этой причине носила еще и испанское название Souesera. Вокруг молельного дома собралось огромное количество машин. Они стояли у тротуаров всех ближних улочек и на всех бывших лужайках, заасфальтированных и переоборудованных под парковочные площадки, поэтому припарковать свой «вольво» Пазу удалось лишь в двух кварталах от места.
Сегодня был День святого Франциска Ассизского, важный праздник в сантерии. Когда африканские рабы впервые увидели статуи этого святого, они добавили к бусинкам его четок цепочки из пальмовых орехов, использовавшихся в культе йоруба, и так соединили итальянского святого с Ифа-Орунимила, ориша, или прорицающим духом. Получить предсказание в этот день означало сподобиться особой благодати, что и объясняло наплыв верующих, равно как и присутствие здесь Маргариты Паз. Пока они шли к дому, Паз в общих чертах объяснял дочери, что тут к чему. Некоторое время она, как это свойственно детям, просто впитывала информацию, принимая все на веру, а потом спросила:
— А мне тоже предскажут будущее?
— Я не знаю, — честно ответил Паз. — Ты можешь спросить abuela. Она знает об этом гораздо больше меня.
— А что в этом мешке?
Паз приподнял пластиковый пакет.
— Ямс.
Она сморщила носик.
— А нам обязательно его есть?
Несмотря на все папины старания, Амелия ямс не жаловала.
— Нет, это для ориша, — ответил он. — Ифа любит ямс.
Амелия хмыкнула: вкус Властителя Судеб на нее впечатления не произвел.
Они зашли в дом, и ноздри Паза тут же наполнились типичным запахом подобных мест — горящего воска от десятков свечей, сладких благовоний, которые продавались в магазинах «Ботаника» по всему городу, ямса, сладких кокосовых орехов и рома. А над всем этим господствовал запах живой домашней птицы. Несмотря на гомон толпы, из курятников в задней части дома доносилось птичье кудахтанье.
Он крепко держал Амелию за руку, хотя детишек тут было полно и бегали они свободно. И вообще, как и должно быть в храме, здесь находились люди всех возрастов и цветов кожи, хотя в кубинской общине преобладали темные оттенки.
— Смотри, abuela! — воскликнула Амелия и, вырвавшись, побежала к бабушке.
Пазу нравилось видеть их обеих вместе из-за выражения, которое появлялось на лице его матери, когда она обнимала свою nieta, внучку. Это была безудержная радость, которую он не видел на ее лице в дни своего детства.
Раньше он в такие моменты ощущал обиду, но это осталось в прошлом. Теперь все это уже не имело значения, пусть даже его жена-психоаналитик придерживается другого мнения. Теперь часть этой радости даже передавалась ему. Миссис Паз обняла его, расцеловала в обе щеки и улыбнулась, показав золотые зубы.