Сколько себя помнила, Дженни всегда была инертным созданием, готовым плыть по течению, подчиняться ходу событий, исчезая как личность всякий раз, когда кто-то другой брал на себя принятие решений. Она дрейфовала вместе с тем, что выпадало на ее долю, будь оно хоть придурковато-причудливым, хоть тоскливо-обыденным, как в приемных семьях. Она была послушной в школе, ни с кем не конфликтовала и всегда делала все, чего от нее хотели. Она согласилась на секс, когда пришло время и нашелся парень, включилась в движение по охране окружающей среды, ибо этим занимался Кевин, а интерес к науке подхватила от Кукси, хотя ей казалось, что в последнем случае дело обстояло не совсем так, как раньше.
Это было гораздо ближе к наличию чего-то настоящего — настоящего таланта или желания внутри ее пустоты. Сейчас в ней пребывало нечто иное, не то чтобы оно как-то проявляло себя, предъявляя какие-либо требования, но пребывало. И видимо, имело какое-то отношение к ее недугу, если, конечно, это был недуг.
Вот Мойе определенно так не думал.
Она обнаружила, что он смотрит на нее с интересом, как на какое-то диковинное растение. Улыбался он редко, но сейчас улыбка на его лице появилась, словно в ответ на глупую шутку. Она впервые заметила, что у него заостренные резцы.
Удивившись, что это его так развеселило, она совсем уж было собралась спросить, но тут сумрачную сцену залило ярким светом, и она снова оказалась в больничной палате.
Все поле зрения Дженни заполняла та доктор, блондинка, — она оттянула пальцем ей веко, с явным намерением посмотреть реакцию зрачка.
Девушка раздраженно сморщилась и отдернулась.
— Ну вот, ты снова с нами, — сказала женщина-врач. — Знаешь, где ты находишься?
— В больнице.
— Точно. В госпитале Южного Майами. А помнишь, как тебя зовут?
— Конечно. Дженни Симпсон. У меня был припадок, верно?
— Был, и не один, — ответила Лола Уайз и задала еще ряд вопросов, относящихся к ее состоянию.
После чего Дженни спросила:
— Ну, теперь я могу уйти домой?
— Дженни, это не самая удачная мысль. Приступ может повториться. Мы хотим подержать тебя некоторое время под наблюдением, посмотреть, какое лекарство действует на тебя лучше…
— Никаких лекарств! От дилантина мне становится еще хуже.
— Существуют и другие средства, помимо…
— Нет! Хочу домой.
Она села на койке, нескоординированная после перенесенного приступа и сна, если это можно было назвать сном. Окружающее все еще выглядело странным, перед глазами мерцали крохотные вспышки, и лицо доктора казалось прозрачным — нет, не то чтобы совсем уж прозрачным, подумала Дженни, но она словно могла видеть сквозь маску, за которой, как и все остальные, пряталась эта женщина, видеть ее истинные чувства. Женщина-врач была взволнована, не на шутку напугана, хотя внешне это никак не проявлялось. Мужчина и маленькая девочка отсутствовали.
Дженни оглядела маленькую палату.
— Могу я получить свою одежду?
— Жаль, но на тебе не было никакой одежды. Тебя доставили сюда полностью обнаженной. Кажется, откуда-то с шоссе Дикси.
— Ой, точно. Я и забыла. Слушайте, а вы не можете достать для меня что-нибудь?
Она торопливо протараторила, какие у нее размеры.
— Вот, и какие-нибудь шлепанцы, а? Я обязательно заплачу, когда…
— Тебя в стационаре держать не будут, отпустят под подписку. Нужно будет заполнить форму.
— Здорово.
— Но с тобой хотела бы поговорить полиция, — сообщила Лола, почувствовав своеобразное удовлетворение при виде растерянного выражения, появившегося при этих словах на лице девушки, хотя в следующий момент ее уже кольнуло чувство вины.
Людям, чья профессия помогать другим, не очень-то приятно, когда предложенную помощь отвергают, и их чаще, чем принято думать, тянет за это поквитаться.
— Кстати, я принесла тебе одежду, — сказала Лола и была такова.
В холле она увидела Тито Моралеса и своего мужа.
— Девушка в вашем распоряжении, — сообщила она им и поспешила на сестринский пост отметить посещение.
— Ну что, пойдешь со мной? — спросил Тито.
— Думаешь, это поможет?
— Надеюсь. Не знаю, конечно, но… я говорил тебе, что долбаных колумбийцев отпустили восвояси?
— Нет. А за каким чертом это сделали?
— Да все из-за Гарсы с Ибанесом. Оба клялись и божились, что эти ублюдки — добропорядочные бизнесмены из Мексики. И они, беспрестанно улыбаясь, показывали превосходные мексиканские документы. Кроме того, и федеральный судья, и помощник прокурора — оба кубинцы, а Гарса с Ибанесом — щедрые спонсоры партии, которая у кубинцев популярна. Ну, остальное ясно. Предъявить им было нечего, ордера мы не получили, так что hasta la vista mis amigos, до свидания, друзья мои. Пишите письма, когда вернетесь в Кайли.
— А вдруг они и правда бизнесмены?
Моралес закатил глаза.
— Ох! Послушай, да ты бы взглянул хоть на одного из них, там печати поставить некуда! Ты вообще в состоянии увидеть, когда что-то неладно, а? Ну вот, то, что с этими cabrones дело неладно, видно невооруженным взглядом. Федералы кусают от нетерпения пальцы и бегают кругами.
— А как насчет Хуртадо? Или они не знают, кто он такой?
— А вот с Хуртадо дело обстоит еще круче. Да, конечно, о том, что он наркобарон, трезвонят все подряд, да только пришить ему пока еще ничего не удалось. Нужна информация, которая приведет к его аресту и обвинению, а с такой информацией пока глухо. А раз так, то он всего лишь один респектабельный бизнесмен, и наши кубинцы, конечно же, за него поручатся. Правда, я надеюсь, что девчонка поможет нам прояснить дело с убийством и похищением.
Девушка так и сделала, но до известной степени. Она не опознала по фотографиям людей, арестованных на Рыбачьем острове, и ее описание троих преступников, убивших Кевина Восса и похитивших саму свидетельницу, не наводило на мысль ни о ком из тех, кто состоял на учете, в розыске или так или иначе попадал в поле зрения полиции. Но место, где ее держали, Дженни запомнила и смогла приблизительно описать, где это находится.
— Как же ты спаслась? — осведомился Паз, после того как девушка рассказала ему, каким манером ее связали.
— Там жарища стояла, поэтому, наверное, лента на одном моем запястье ослабла, и я выпростала руку, а рядом валялись всякие инструменты. Я дотянулась до ножа и уж им разрезала все остальное.
— Что делали похитители, когда это происходило?
— Они… Они куда-то отошли, — соврала она.
Паз понял это сразу, но указывать ей на ложь не стал. Он ушел из палаты и отирался с Амелией на детской площадке, пока не вернулась Лола. С большущим пакетом для покупок в руке и выражением «Не спрашивай ни о чем» на лице она исчезла в комнате Дженни Симпсон, а вскоре после этого на кресле-каталке из лифта выкатился Роберт Цвик.
— Ага, нога, вижу, цела, — заметил Паз. — Как себя чувствуешь?
— Да так себе. Ты собираешься отвезти меня домой?
— Может быть, придется немного задержаться. Мне надо кое-что проверить в связи с полицейским расследованием. Насчет мистического ягуара, о котором шел разговор.
— Могу я поехать с тобой?
— А ты хочешь? Я спрошу.
Моралес уже говорил по сотовому телефону, когда Паз окликнул его:
— Эй, Тито, Цвик тоже хочет двинуть туда с нами.
— Нет, — сказал Моралес.
— Он самый сообразительный малый в мире. Если дело окажется запутанным, он может основательно нам помочь.
— Нет! — отрезал Моралес, продолжая разговор по сотовому.
— Это значит «да», — заявил Паз.
Отрядив пару копов из полиции Майами приглядеть за больницей и Дженни Симпсон, Моралес посадил Паза с Цвиком в свою машину и погнал к тому месту, которое описала девушка, — темно-желтому блочному строению на юге Дикси, рядом с Восемьдесят второй улицей, с большой надписью на фасаде «СДАЕТСЯ ВНАЕМ».
Гофрированные стальные двери, за которыми находилась ремонтная секция гаража, были опущены и заперты, но дверь гаражного офиса осталась открытой, и стоило подойти к ней, как даже снаружи они услышали мерзкое жужжание, являющееся в Южной Флориде верным признаком беды, и учуяли бьющий в ноздри густой сладковатый запах. Пройдя через офис, где работал оставшийся не выключенным телевизор, они прошли в сервисный отсек. Моралес нащупал на стене выключатель.