Она носила обычную неяркую кофточку, «крестьянскую» юбку из простого домотканого сукна, которая завоевала такую популярность в Европе и особенно в Балтийских государствах, что ее копировали на свой манер ведущие модельеры мира. Как и многих прибалтов, природа наделила ее густыми светло-каштановыми волосами с золотистым оттенком, у Анны были красивые голубые глаза, полные губы, чуть крупноватый нос. Впрочем, в ее жилах наверняка текла кровь мужественных викингов, потому что при своей довольно плотной фигуре она могла гордиться тонкой изящной талией, высокой грудью. Пальсикас невольно обратил внимание на ее крутые бедра, очерченные узкой юбкой.
Колгинов мялся с ноги на ногу, пытаясь сдержать неуместную улыбку.
— Надеюсь, здесь никто не пострадал? — озабоченно спросил Пальсикас.
— Из людей, слава Богу, нет, но из животных — да. Солдаты напугали лошадей, две из них перемахнули через забор и убежали. Думаю, их забрали. Да и другая живность, помельче, разбежалась сквозь пролом в ограде. Все это значительные убытки, понимаете?
— Ясно. У меня к вам просьба. Составьте список того, что было разрушено, впишите туда пропавший скот и птицу, направьте в мой штаб, в Тракай. Правительство незамедлительно компенсирует ваши убытки, а я со своей стороны пришлю людей, чтобы поправить сараи и ограду.
— Мне не нужна ваша помощь, чтобы вы здесь что-то поправляли, — вдруг закричал старик. — Только оставьте меня наконец в покое! Я по рублю копил всю жизнь, чтобы купить эту ферму, и мне не нужно, чтобы здесь все вытоптали ваши солдаты.
— Прошу прощения, это не мы, это солдаты Содружества, — не преминул возразить адъютант. — Не литовцы.
— Что? А вы-то сами кто будете? — От неожиданности фермер опешил, он явно заметил русский акцент, с которым разговаривал Колгинов. — Самый что ни на есть русский. Чепуха какая-то! Сначала мы имеем войска СНГ, затем белорусов, теперь вот русские пожаловали...
Колгинов криво ухмыльнулся, Пальсикас поспешил ему на помощь:
— Майор — ассимилированный литовец и, да будет вам известно, служит в «Бригаде Железного Волка», господин Куликаускас.
— "Бригада Железного Волка"! — вскричал старик. — Как вы смеете, креста на вас нет! Вы порочите имя доблестной армии Великого Князя Литовского. — Фермер окинул взглядом форму генерала и моментально наткнулся на красный значок с изображением конного рыцаря на белом овальном фоне. — Боже, вы носите национальную святыню, чтобы прикрыть дырки на обмундировании. У вас на трусах тоже изображение Витовта? Позор!..
— Тише, не горячитесь, господин Куликаускас, я ни в коем случае не порочу имя Великого Князя. Напротив, я оказываю ему дань уважения. Те, кто носит в моем соединении такой знак, поклялись на Библии защищать Отечество и литовский народ до самой смерти.
— Что вы, современные вояки, знаете о таких вещах, как уважение, верность или, допустим...
— Как ни странно, многое. Мы чтим военные ритуалы и традиции, даже клятва осталась нетронутой со времен Великого князя Гедиминаса. Период военной подготовки длится два года, как в старину. А что касается конкретно майора Колгинова, то могу заверить: он прошел не одно испытание, не раз доказывал свою верность и в полной мере заслужил право произнести клятву на рыцарском мече. Вот вы — ветеран и, если хотите своими глазами увидеть ритуал воинской чести и верности, милости просим в Тракайский замок, будете моим гостем. В следующее полнолуние приходите туда в одиннадцать вечера, церемония начинается в полночь.
Колгинов достал из кармана специальный пропуск на предъявителя. Пальсикас быстро подписал его, вручил старику и, попрощавшись, повернулся к выходу.
Анна Куликаускас сказала офицерам уже за порогом:
— Спасибо, добрый урок вы преподали моему папаше. Он у меня, увы, слабо разбирается в переменах, еще «студент».
— Ничего, мы все сегодня учимся, — засмеялся Пальсикас. — Пожалуйста, проследите, чтобы он побыстрее составил перечень нанесенного ущерба, и посоветуйте, когда прислать солдат устранить поломки.
— Спасибо, вы очень любезны. В наше время не часто можно встретить таких галантных военных, но признайтесь честно: ваше повышенное внимание к нашим персонам вызвано моей относительной известностью в некоторых кругах?
— Нисколько. Вы удивляете меня своим вопросом. Я понятия не имел, кому принадлежит эта ферма, когда стучал в вашу дверь. Я лишь исполняю свой долг. Для меня все равны — и министр, и домашняя хозяйка, и общественный деятель — все имеют равные гражданские права, да я и не привык лебезить ради своей карьеры. Впрочем, не скрою, рад нашему знакомству. Может быть, мне удалось хоть чуточку изменить ваше мнение насчет военных, служивого люда, к которому принадлежит и ваш покорный слуга.
Он знал, что Анна с большим сомнением относится к существованию «Бригады Железного Волка». Она последовательно выступала за полностью демилитаризованную Литву, за ее нейтралитет, считала, что нет необходимости в регулярной армии, а для поддержания порядка нужно иметь только полицию и, возможно, полувоенные формирования, что страна не должна связывать себя никакими договорами о коллективной безопасности, принадлежностью к каким-либо военным блокам. Хотя в данном случае ее взгляды и пристрастия не имели значения.
— Да, я сомневаюсь, что все наши военачальники настолько заботливы и обходительны, как вы, но, возможно, вы правы — мне надо по-другому, более благожелательно, без предубеждений взглянуть на человека в погонах. — Анна сделала паузу, задумчиво посмотрела на медленно удаляющиеся машины. — Вы полагаете, солдаты СНГ потом вернутся, генерал?
— Не думаю. Если это произойдет, немедленно свяжитесь с моим штабом. Мы сейчас будем готовить бумаги, чтобы правительство могло передать их в ООН. Не вызывает сомнений, что имеют место многочисленные нарушения существующих договоров. А что касается этого конкретного инцидента, то я пришлю свою собственную следственную группу, которая снимет показания с вас, вашего отца и других свидетелей.
— К сожалению, мы ничего не видели. — Анна бросила беглый взгляд на старика-отца, вышедшего на крыльцо. Пальсикас инстинктивно почувствовал, что она что-то недоговаривает, дает понять отцу, чтобы тот не открывал рта, держался в стороне. Такое впечатление, что дочь с отцом о чем-то предварительно условились. Если они и видели нечто ночью, а это возможно, то явно не желали делиться информацией.
— И все же, прошу вас, госпожа Анна, если что-то вспомните, любую мелочь, дайте мне знать. Всего доброго.
Генерал с адъютантом удалились.
Колгинов просигналил вертолету, чтобы тот шел на посадку.
— Значит, по поводу сбитых летчиков ничего нового?
— Нет, но они определенно что-то знают. Может быть, вообще видели все от начала до конца. — Пальсикас начал сердиться. — Не верю, что проспали шум боевого вертолета, низко летящий неопознанный самолет, взрыв ракеты... Может быть, когда им починят забор и сараи, они станут разговорчивее?
— Во всяком случае, при следующих интервью в присутствии дамы можно обойтись без колкостей. — Колгинов посмотрел на шефа и обнаружил на его губах тонкую улыбку. — Похоже, мы подумали об одном и том же. В самом деле, на экране телевизора она выглядит порой как одержимая, а здесь, наяву, очень даже ничего — красивые ножки и все такое...
— По-моему, ты перегрелся на солнце, тебе надо сполоснуться в речке.
— А вы разве нет, генерал, не «перегрелись»? — Колгинов тихо усмехнулся.
— Ты с ума сошел, Алексей!
— Ох, каюсь, шеф, грешен. Действительно, что может привлекать в подобной женщине такого испытанного бойца и аскета, как вы?
— Допрыгаешься ты у меня, точно. — Несмотря на внешнюю сердитость, генерал говорил мягким тоном. — Ладно, приедем в лагерь, сам лично погоняю тебя по плацу, ничто не вышибает так дурь из головы, как немного муштры.
Между тем вертолет снижался, еще чуть-чуть, и пилот посадил бы машину, однако Пальсикас просигналил летчикам мигалкой. Вместо посадки из заднего люка сбросили конец. Вертолет завис в десятке метров над землей.