– За что ты так не любишь кошек?
– Хм… может, потому, что в мои времена их сжигали?
– В твои времена и женщин сжигали.
– А кто сказал, что я их люблю?
Вуги и Элм препираются все оживленнее. А я растерянно размышляю.
Приют «Алая звезда», где мы выросли, расположен недалеко от библиотеки № 6. Я помню высокого старика, прямого, как палка, по слухам – землянина. Почти каждое утро он сидел на крыльце своего забытого «храма», где хранятся одни только политические труды, документы и газеты. Старик курил трубку, а окрестные кошки сбегались к нему – пить молоко, которое он оставлял в цветных блюдцах на ступеньках. Кошек старый библиотекарь любил больше, чем детей: нас он называл не иначе как «сопливые отродья сатаны».
– Не знаю, почему я говорю это… – Элм возвращает меня в реальность, – но давайте заглянем к старикану ближе к вечеру? Вдруг Лютер… ну, к примеру, дал ему ключ?
– Зачем? – я провожу ладонью по металлической полосе, потом по обложке. – Может, здесь его стихи? Или порнорассказы? Или…
– Лютер вряд ли просто так потащил ее с собой туда, в тот день. И его вряд ли убили просто так. Лучше узнать, что за делишки связывали его с этим типом. А мы все равно сегодня свободны.
– А это похоже на тайну! – поддакивает Вуги, взлетая и описывая под потолком круг. – Только прихватим Хана. Он вчера отчалил домой после того, как они с Бэном патрулировали Юг. Может, при взгляде на его рожу Сильверстоун вспомнит, что вообще-то обожает гостей?
Элмайра возмущенно фыркает. Я опускаю глаза на черную обложку и трогаю ногтем дыру.
– Эш? Ты в деле?
– Конечно. Не валяться же мне здесь…
– Скуби-Дуби-Ду-у!
– Заткни-ись!
В глубине души я не уверена, что наша идея имеет смысл. Но ведь мы всегда можем остановиться? И остановимся, когда старик с трубкой и кошками пошлет нас к дьяволу. Разве нет?
Город, в отличие от меня, жаворонок: просыпается рано, уже часов в шесть. Зажигаются фонари, открываются магазины, начинают ходить автобусы и трамваи. Первые прохожие спешат: на ненавистную работу, в ненавистные школы и ПТУ, в не менее ненавистный Общий Университет. Люди гуляют с собаками, идут за продуктами на рынки. И кажется, что ты живешь в нормальном, по-своему милом местечке, где нет ни темных подворотен, ни мертвых ангелов над крышами. И веришь в этот обман, пока в очередной раз не начинает истерично вопить сирена.
Что-то случилось. Спешите, герои.
Странно… огромная толпа, движущаяся по направлению к центру, необычна даже для середины дня. Такое увидишь разве что в День города, на Первомай и Четвертого июля, либо в ежегодные Спортивные недели. Но сейчас до всех этих событий далеко. Я машинально провожаю людей глазами: вид у них вроде как вполне обычный, никакого оружия, и…
– На митинг, что ли? – Элм смотрит в ту же сторону. – Вану это не понравится.
– Митинг? – Прищурившись, я рассматриваю идущие перед толпой и позади нее группки девушек и юношей в зеленых куртках и красных шарфах и мгновенно успокаиваюсь. – Благотворительная организация «Жизнь» опять тащит кого-то на массовую зарядку.
– Трясти задницами в парке? Присоединимся?
В ответ я только хмыкаю. Зеленые куртки пропадают из поля зрения. Вуги смотрит на высокий шпиль мэрии, виднеющийся даже издалека.
– Лучше бы митинг. – Что-то колючее чувствуется в его тоне. – Кое-кому не помешает встряска. В последнее время они совсем…
– Вуги, перестань, – довольно резко одергивает его Элм.
Он затыкается и пожимает плечами, буркнув: «Да я-то вообще уже мертв, мне плевать». Я бы, пожалуй, хотела, чтобы он продолжил. Потому что он прав, именно поэтому Элм бесится.
У нашего мэра есть целых две крайне сомнительных опоры в законодательной ветке власти. Партия Единства и партия Свободы. «Единоличники» и «свободные», с одинаково красными знаменами и чуть разными черными эмблемами на них. И… чуть разным хламом в головах.
«Единоличники» у руля, и они всегда там были: на выборах они получают большинство. Та половина населения, которая считает долгом проголосовать, верит в них – в вялые инициативы в медицине, оборонке и образовании, во всем, что знаменует собой стабильность. Верит намного сильнее, чем в теоретически существующую планету Землю и теоретически существующие города без темноты и белых тварей. Наши горожане вообще довольно терпеливы, их достаточно вовремя кормить и по возможности не пугать. Не дергать по пустякам, не забивать головы. И ставлю сотню долларов на то, что вторая партия никогда не получит перевеса. «Свободные» в качестве альтернативы чаще всего орут, что надо что-то делать: именно поэтому при их упоминании в прессе ставят кавычки. Несмотря на шум, никакая «свобода» не приближается. Так было, сколько я себя помню, и я никогда не сомневалась, что так будет дальше. Но… в книгах перемены часто начинаются с трех слов. «В последнее время…».