С плеч будто свалился груз. Оказалось, что поддержка Сюин была для меня очень важна.
– Сестра… Как же я благодарна тебе!
– Я должна сказать тебе кое-что, – вдруг перебила Сюин, и по выражению ее лица стало ясно, что она уже жалеет о своих словах. – Не уверена, что именно я должна отдать тебе эту вещь, но лишь тебе решать, принять ли ее. И что с ней делать дальше.
– О чем ты?
Пальцы Сюин чуть подрагивали, когда она доставала из кармана ожерелье. Оно выглядело очень необычно: цепь была довольно простой, но вот кулон… Он был выполнен из нефрита, но никогда прежде я не видела ничего подобного. Казалось, он каждую минуту менял цвет: от изумрудного до темно-зеленого. На его гранях мерцали блики, будто лучи солнца на поверхности воды. Приглядевшись, я увидела в самом низу камня гравировку – два иероглифа, размером не больше рисового зернышка… Цинлун. Лазурный дракон.
Будто подталкиваемая неведомой силой, я протянула руку, стремясь как можно скорее завладеть украшением. Пальцы быстро сжали камень, и я вдруг опомнилась. Да ведь это жадность… Я буквально жаждала завладеть ожерельем.
– Твоя мать отдала это дядюшке Чжоу перед своей смертью, – объяснила Сюин. – К тому моменту она уже была не в себе… Ты, должно быть, помнишь.
Сюин никогда не видела мою маму, но до нее дошло множество слухов. К примеру, о том, что она слышала голоса, что убеждала отца в том, что у нее в голове жил могущественный дух. И что в последние дни жизни матери никто не мог переступить порог ее спальни. Кроме меня.
Однажды служанка попыталась войти в ее покои. Несмотря на запреты, она принесла поднос с чаем и бобовыми кексами, чтобы угостить маму. Я не видела, что именно произошло, но прибежала в тот момент, когда женщина рухнула на пол, и ее тело вдруг принялось извиваться, напоминая змею, корчившуюся в огне. Глаза служанки внезапно заволокло белой пеленой, а с губ срывались лишь бессвязные слова.
После случившегося никто более не пытался войти в покои матери.
Когда ее не стало, двери в спальню заперли. А после того, как к нам начали наведываться ростовщики, мы уволили почти всю прислугу. И так, постепенно, воспоминания превратились в страшные сказки, в которые сложно было поверить. Наша жизнь продолжилась. Мы забыли те тяжелые времена, но иногда, проходя мимо покоев матери, мне казалось, я видела загадочные блики под дверью и даже ощущала спертый запах из ее спальни. Будто бы некое огромное существо делало вдох и замирало. Выжидая.
– Твоя мама дала дядюшке Чжоу довольно странные указания, – немного испуганно произнесла Сюин, но тем не менее продолжила: – Она сказала: «Отдай ожерелье Мэйлин, когда она будет готова умереть».
Услышав это, я поежилась. По спине побежали колючие мурашки.
– Вот почему мы не хотели отдавать тебе ожерелье, – выпалила Сюин. – Но я не имею права принимать решение за тебя. Ты должна определиться, как поступить. Можешь бросить его в море или продать… Сдается мне, за этот драгоценный камень можно выручить несколько лян [7] золота.
Сюин никогда не была суеверной. И большинство жителей царства Аньлай тоже не верили в драконов и других духов, считая их лишь сказочными персонажами, которыми пугали детей. Я же, честно говоря, не знала, что и думать. Но я видела, в каком состоянии была моя мать. Как изменило ее безумие. Как-то раз я стала свидетелем того, как она забилась в судорогах от ужаса, увидев неглубокий пруд с лилиями в нашем саду. В свои последние часы она упорно отказывалась от воды, хотя ее губы потрескались, а голос напоминал едва слышный шелест. И еще… Я вспомнила, как описывали тело мамы те, кто доставал его из реки Вэнь. Раздутое, разложившееся… Казалось, это вовсе не моя мать. Дядюшка Чжоу не позволил мне увидеть ее, но во время погребения саван соскользнул с ее ноги, гниющей и посиневшей.
Никто так и не узнал, что заставило ее отправиться к реке.
Я вцепилась в ожерелье, напряженно размышляя. Наверное, Сюин права – его место на морском дне. Но почему же я, глядя на безупречный, переливающийся камень, чувствую едва уловимый аромат волос мамы и все больше убеждаюсь в том, что не хочу… и не смогу избавиться от него.
Я надела украшение на шею, спрятав его под своими повязками, чувствуя, как камень занял свое место в ложбинке между грудей. И тут же тело будто окутала теплая волна, а кулон словно начал едва ощутимо пульсировать. Казалось, будто волны мягко обнимают берег, спустя пару мгновений отступая в глубины, чтобы тотчас вернуться обратно. Я вдруг представила, что именно так могло биться сердце матери.