Я помню, как, схватив скользкие от крови пальцы, осознала себя лежащей на поляне, где все началось. Первые секунды сознание цеплялось за обрывки воспоминаний: Милонега, ласково гладящая меня по голове, торжествующий оскал Игоря Македонова, монотонный гул голосов тринадцати магов, читающих заклятие на мертвом языке, Сева и мое нежелание возвращаться… В ту секунду я все еще сомневалась.
Тьма обещала спокойствие. Тьма означала смерть.
В ней слышались по-голубиному воркующие голоса, шепчущие о свободе. Я видела белых птиц, круживших над водой. Одна голубка, отделившись, несмело полетела мне навстречу. Приняв ее дар, я тотчас обрела бы независимость, став одной из белоснежных птиц с резным хвостом, чтобы кружить над морем, касаясь крыльями соленых брызг. Я видела ее так близко, только руку протяни и обещание исполнится. Но я видела и бездонные глаза, отчаянно умолявшие не бросать их, открытую ладонь и кровь, окрасившую пальцы густым рубиновым цветом. Глядя Севе в глаза, я вдруг отчетливо поняла, что обещанное спокойствие – ничто, по сравнению с невозможностью видеть улыбки друзей, любить и быть любимой. В тот же миг выбор был сделан.
Открыв глаза, я, с трудом сфокусировавшись, увидела перед собой лица – заплаканное Маргариты и обеспокоенное Странника. Они что-то говорили, но я не слышала голосов, только мерный стук сердца в ушах, не видела ничего, кроме холодного серого неба. Меня лихорадило, все тело ломило, суставы выкручивало так, что от боли хотелось стонать. Из глаз сами собой катились слезы. Не сопротивляясь сильным рукам, подхватившим меня, я доверилась друзьям, закрывая глаза.
Я хотела покоя.
На третий день, когда я очнулась в лазарете, рядом был Странник. Сочувственно улыбнувшись, он присел на краешек моей кровати и протянул кружку с почти прозрачной жидкостью. Сделав глоток, я почувствовала во рту приятный холодок и мятный вкус, и тут же попыталась что-то сказать, но из горла вырвался только сиплый хрип. Александр Владимирович тихонько рассмеялся и посоветовал допить снадобье, в котором я запоздало определила укрепляющий отвар из эвкалипта, чабреца, шалфея и мяты, рекомендованный при простуде. Пока я пила, он рассказал мне о том, что случилось в эти дни. Эгрегор был уничтожен, призванная Сила Тринадцати рассеялась без остатка, лишив участников ритуала возможности пользоваться магией навсегда. Темные были сильно ослаблены повторившейся неудачей и вряд ли смогут что-то предпринять в ближайшее время. Да и подавить возникшую смуту было не так-то просто: потеря Берендеем авторитета, развоплощение Милонеги и Игоря Македонова спровоцировали ожесточенную борьбу за власть.
Я слушала, постепенно уверяясь, что теперь все будет хорошо – Темные ослаблены, Милонеги больше нет. Мне ничего не грозит. И эта уверенность крепла с каждым днем. Но находиться в лазарете в четырех стенах было невыносимо. Целители и преподаватели во главе с Велес приводили меня в чувство, проверяли целостность души.
Исправляя ошибки прошлого?
Ко мне не пускали друзей, и я совсем ничего не знала про Севу. Выбрался ли он? Здоров ли? Любит ли меня по-прежнему…
В те первые дни мне почему-то казалось, что он не захочет меня больше видеть – со мной было слишком много проблем. Страх потерять Севу был так силен, что я часто просыпалась от всепоглощающей тоски. Словно нам больше никогда не встретиться. Я рвалась к нему, металась по комнате раненым зверем, но меня не выпускали, более того – опечатали дверь и окна сторожевыми заклятиями. Меня поили отварами, погружали в транс, задавали миллион вопросов, но не отвечали ни на один из моих.
Что Велес хотела знать? Чего боялась?
Но вчера, спустя месяц, меня выписали. Я вернулась в свою комнату в Белой Усадьбе и впервые за эти дни по-настоящему выспалась. Мне снилось, что я сижу на берегу Нищенки, солнце светит так ярко, что слепит глаза. Его золотые лучи касались воды, я чувствовала его тепло на своей коже, а вокруг летали стремительные ласточки: чем дольше я смотрела на них, слыша веселый щебет, тем больше моя душа наполнялась счастьем. Проснувшись с улыбкой, я с удовольствием потянулась, зарываясь в подушки, а затем резко села, прижимая пуховое одеяло к груди – безграничное чувство счастья никуда не делось. И, не раздумывая, я быстро оделась и вышла на улицу. Я просто шла и сама не заметила, как ноги привели меня в Ирий.
Место, где все началось.
Место, где все закончилось.
Улыбнувшись мыслям, я поднялась с лавочки. Мне вдруг захотелось увидеть статую Союза Четырех Стихий, и я двинулась вглубь пихтовой аллеи. Оказавшись возле нее, я несмело обошла вокруг, испытывая какой-то необъяснимый трепет перед ликами великих колдунов прошлого. Они стояли спинами друг к другу: лукавая Огненная и стремительный Воздушный, невозмутимый Земляной и Водяная, со скрытым капюшоном лицом. Я смотрела на ее тонкую фигуру, растрепанные волосы и слегка приоткрытый рот, пытаясь разгадать, как выглядит лицо. Мне казалось, что она вот-вот откроет мне тайные знания или предупредит об опасности. Но каменные губы не могли шевелиться. Поддавшись необъяснимому порыву, сняв перчатки, я прикоснулась пальцами к мыску сапога колдуньи, словно это могло помочь мне разгадать ее тайну.
– Привет.
Тихий голос заставил вздрогнуть. Сердце забилось быстрее, вдоль позвоночника забегали мурашки, и отчего-то стало жарко.
– Я всегда любил эту статую.
– Сева, я… – я медленно провернула голову в сторону стоящего рядом Овражкина.
– Когда тебя выписали?
– Вчера. Меня все это время не пускали к тебе.
– Я знаю. Меня тоже, – Сева взял меня за руку.
Я несмело улыбнулась, стараясь разглядеть в черных глазах, что чувствует парень, в который раз спасший мне жизнь. А затем он просто притянул меня к себе, зарываясь лицом в волосы, освободившиеся от шапки, упавшей в снег.
– Я так скучала!
Я прижала Севу к себе, изо всех сил цепляясь за его куртку. Он лишь тихонько рассмеялся.
– Это все в прошлом. Ты здесь, со мной.
Поднявшись на мысочки, я порывисто коснулась губ любимого.
— Настоящий.
Сева медленно наклонился ко мне, глядя прямо в глаза, и поцеловал. Его губы не спеша исследовали мои, дразня и лаская одновременно, даря сладостную муку. Но мне было этого мало. Я словно не могла напиться. Запутавшись пальцами в его волосах, я притянула Севу к себе, углубляя поцелуй. Я так сильно его любила, так боялась, что он больше не чувствует того же самого…
– Я скучал… – Сева переплел наши пальцы.
– Что с твоей рукой? – коснулась я его теплой, слегка шершавой на ощупь ладони, которую пересекал свежий рубец ровно в том месте, где обычно располагается линия сердца.
– Ах, это… Просто еще один шрам, ничего страшного, – лукаво улыбнулся Сева в ответ, ловя мои пальцы и снова прижимая к себе.
– То, что ты сказал тогда, – я отстранилась, – это правда? Что твоя жизнь…
– Никогда не будет прежней?
Я кивнула.
– Сирены однолюбы.
– Прости меня. Прости за то, что я не хотела возвращаться. Что сомневалась.
– Благодаря тебе, я узнал, что такое любовь, – Сева нахмурился и отошел.
Я вздрогнула. Это признание пробрало меня до костей. Мне на секунду стало страшно.
Чувствовала ли я тоже самое?
Достойна ли этой любви?
Да!
И улыбнувшись, я уверено взяла Севу за руку, второй рукой обхватывая его за предплечье.
– Я люблю тебя.
– Я хочу тебе кое-что показать. Смотри, – он указал куда-то за спину Водяной колдуньи, и я увидела, что ее тонкие пальцы почти касаются руки Воздушного. – Видишь? Им не суждено взять друг друга за руки. Я так не хочу, – Сева заглянул в мои глаза. – Не отпускай моей руки.
Мне стало немного грустно, и я сильнее сжала его пальцы, стараясь показать свою любовь. Сева поцеловал меня в макушку. Все так же светило солнце, и мы просто стояли, не говоря ни слова, рядом с безмолвными фигурами четырех колдунов, где пальцы Воздушного вечно тянулись к пальцам Водяной.
***