После работы они сидели и отдыхали. Торопиться было некуда. Сегодня вся трасса опоздала на работу.
«Умел бы ты рисовать, мигом нашлась бы тебе работа», – говорил мужик, которому он рассказал о проблемах трудоустройства.
Так Виктор первый раз услышал указание судьбы. Не будь елки, которая перегородила трассу, он бы не встретился с мужиком из Починок и не услышал от него историю про починковский химзавод, который обанкротили в то же время, что и заречный. Вернее, его банкротство произошло немного раньше. И это имело значение.
По словам владельца пилы, который являлся непосредственным свидетелем насильственного захвата, в тот день на вертолете прилетела группа из администрации с ОМОНом в качестве поддержки. А что могли работяги поделать против людей с автоматами? Ученые утверждали, что производство имело важное оборонное значение, но кто их тогда слушал. В Починках была лаборатория с учеными, а во главе кандидат наук, выдающийся малый. Ему даже бюст поставили на территории завода.
«Ну мне пора», – порывался сказать Виктор, не желавший слушать его трынденье. Если тот починковский парень кого и хотел удивить, то это не бывшего санитарного врача, который все знал об анилиновом производстве и как оно влияет на окружающую среду. Мало ли сколько предприятий в глубинке обанкротили. Но судьба упорно не отпускала Виктора. Пробка не рассасывалась, мужики впереди тоже расчищали трассу от деревьев.
«…а потом что стало с изделием «А», неизвестно. Потому что техники и лаборанты давали подписку о неразглашении».
И тогда Виктор спросил, что же стало с теми яйцеголовыми, которые замутили анилиновое производство. Ведь не за текстильные красители химкомбинат получил орден Ленина и все такое прочее.
Не стоит недооценивать возможностей анилина, сказал Виктору знакомец. Как и все починковские, они университетов не кончали, но о химии знали всё и даже чуть больше. Потому что она вошла в их повседневную жизнь.
А все ученые умерли, вот как.
Тут только Виктор вспомнил о вопросе насчёт того, умеет ли он рисовать. А собственно, в чем дело? А оно состояло в том, что к юбилею починковского комбината, много лет почившего в бозе, собиралась выставка по истории его, и там самодеятельные художники перерисовывали со старых фотографий заводские корпуса комбината и портреты тех еще дореволюционных мужичков, которые поднимали производство. Летом они работали на сельхоз работах, а зимой травили себя на вредном производстве, чтобы заработать денег.
На работу Виктор в тот день не попал. Вместо этого он в течение двух часов прогуливался по зданию администрации починковского химкомбината, устроенного, как водится, в здании бывшего имения, и рассматривал во всех деталях художественную выставку, приуроченную к юбилею. Тут были и живописные полотна с изображением речных и лесных красот, которые он осмотрел внимательно, но не нашел в них и намека на нынешние пейзажи – настолько изменила край техническая революция.
Особенно внимательно Цепков рассматривал картины, сделанные со старинных фотографий, но не нашел в них ничего, кроме изображений допотопных механизмов и работников, которые в тридцать лет выглядели глубокими стариками. И хотя он ничего интересного для себя там не находил, он готов был проторчать там до конца дня, таким упорным парнем был Виктор.
Нежданно-негаданно приехала группа, которой экскурсовод стал объяснять то же самое, что только что рассказывал предыдущим экскурсантам. Виктор приметил пожилого мужчину, осматривающего картины народных мастеров не менее внимательно, чем он сам, тот проявил особое внимание к последнему рисунку, которую Виктор для себя не отметил. Он изображал военную машину с ракетами, а в военных механизмах врач не очень разбирался.
Поэтому он подошел к тому человеку, подтянутая фигура и осанка которого выдавала в нем военного. Тот тоже приметил интерес Виктора
–Узнаете? – спросил его отставник.
Знал ли Виктор что?
В этом данном случае Виктору было нечего ответить. Напрасно он высматривал подсказку, картина не была подписана.
–Сразу ощущаешь мощь, верно? – продолжал его собеседник. – В Афганистане они проявили себя. Нас умоляли, чтобы мы их не применяли. Страшная химия, выжигало все напрочь. Напалм против него – детская игрушка. Выжигало скалы и пещеры до черноты. Так что после войны это оружие сразу запретили. Но потом-то все запреты были сняты. Я сам видел, что эти машины провозили на параде на Красной площади, и случилось это два года назад.