Сообщить о смерти Игнатова майор вызвался сам. Надя находилась в больнице, врачи лечили ее от интоксикации. Один бог знал, сколько промедола ей вкололи в ту ночь. Однако доктор Цепков рассчитал все правильно, и последствий для здоровья у молодой матери не возникло.
Габрелянов купил кофе на вынос для Нади, которая страдала от нехватки кофеина.
Несмотря на возражения медсестер, больная поднялась с постели и попросила майора проводить ее на прогулку в больничный сад, где какой-то дед играл на баяне «Прощание славянки».
Габрелянов задумчиво брёл рядом, не отводя глаз от юбки, развевающейся по ветру. Ему и самому было странно, откуда взялась эта юбка. Медсестры мельтешили вокруг в узких белых халатах, а Надя была в гипсе с головы до ног, из-за чего ей одежды и не требовалось. Правда, она накинула поверх ночнушки серое пальто, сказав, что ей нужно прогуляться.
Они устремились на улицу и окунулись в общее мельтешенье, но из их разговора не вышло никакого толка. Из прочитанных сотен книг много лет назад Габрелянов не мог выудить ни одной умной строчки, все забылось.
Надя поставила свой кофе на скамейку.
–Слышь, музыкант, дай и мне попробовать, я в детстве училась на аккордеоне.
И тогда Надя взяла в руки музыкальный инструмент, она держала его, как колыбель, распрямляя и сводя меха. Она взяла аккорды какой-то детской песни. Габрелянов присел рядом.
–Ну что приехал, майор? – тихо спросила она, не переставая играть.
–Есть новости о твоем муже, – начал он издалека.
– Чтоб ему разиться, гаду, – из глаз Нади потекли слезы, видно, имела предчувствие.
Каждое ее движение говорило, что в жизни все игра, и обижаться тут не на что. И пусть есть одна хорошая девочка на свете, и того хватит для счастья. Играла она плохо, но какой-то человек бросил ей в стакан монетку. Надежда передала баян старику, допила кофе и, в конце концов, выудила свою монетку.
Габрелянову стало жаль мужа и хотелось крикнуть ему вернись, потому что он знал, от чего Игнатов хотел убежать. Что в этом мире грубом, где банкроты сражались с ОМОНом, танцующие балеринки не имели шанса спасти. Оттого что зимние узоры сами собой не расцветали, он колесил, выписывая их колесами. Из этого редко выходило что-то путное, и раскуроченный мотоцикл занимал место в гараже среди детских лыж и санок, а сама папа – на кладбище.
Габрелянов не часто задумывался о других людях, он и сам собой бывал крайне редко. Он смотрел на юго-восток. Где-то там в деревне Цепки жил Виктор, пропавший у него из вида. Такого при случайной встрече не увидишь, но теперь Габрелянов его точно разглядел бы. И он знал теперь, что именно следовало ему сказать.
Нужно брать ломы и лопаты, заводить экскаваторы и бульдозеры, с тем чтобы на земле росли и снежные дворцы леса, и деревья, и цветы. Вот, что он сказал бы мертвецу Игнатову, случись им поговорить по спец связи.
И напившись чаю из больничной кружки, майор обрел силы и готов был нести в мир весть о том, что бог есть, и бог есть они сами, люди, то есть.
И когда баянист заиграл «Прощание славянки» теперь уже по просьбе Надежды, она поняла, что неладное происходит не с ней, а с остальным миром, которому она так доверяла, и гибель мужа стала тому свидетельством. От музыки звенел воздух, и слезы бежали по ее щекам, принося ей облегчение.
И под музыкой старика мир расцветал новыми звуками, главным из которых был ангельский призыв, но к чему, это каждый решал про себя сам.
И ночь была темна, словно все свечи потушили, и все звезды погасли, а бредущая по дороге белая кобыла шла, как святая, гадая, в какой дом она придёт.
Круг 13-й
Виктор оглянулся через плечо. Вслед ему шли четверо автоматчиков, готовые по команде стрелять. Он поднял руки. Его белый халат был неотличим от тумана. Он пробовал закричать, но из горла вырвался еле слышный сип. Солдаты преследовали его, чтобы исполнить все, что им скажут.
Послышались выстрелы. Он проснулся. В комнате было тихо.
И так продолжалось ночь за ночью.
Его замучили сигналы тревоги. Он просыпался и что? В голове ни одной мысли.
– Опять страшный сон приснился? – спросила его подруга.
–Стреляли, ты слышала?
–Военная часть на стрельбах. Признайся, ты чего-то глотнул? Выглядишь неважно, когда под химией».
Сколько раз он повторял ей, что ничего не употребляет. Он просто спал и пробуждался по команде, когда его организм в три часа ночи командовал: «Проснись!»