Дэвида терзала мысль: а что, если бы на яхте погиб он? Это ведь легче легкого. Он просто мог выбрать не тот день для экскурсии. Подобные случайные решения внезапно переворачивают или разрушают чью-то жизнь.
Плакали бы вот так по нему дома? Страдая, стал бы его отец раскачиваться взад-вперед? Или бы он мрачно подытожил, что мальчик сам выбрал такую жизнь, с этим выбором ему жить, с этим и умирать?
Прогулка по скорбящей деревне внезапно нагнала на Дэвида сильную тревогу. Он задумался, нельзя ли встретиться с кем-нибудь из ребят, с которыми он провел этот день. Но только бы не с ужасным парнем Фионы Шейном, конечно же.
Дэвид представлял, как вернется в ту маленькую таверну, а там все те же люди будут вновь сидеть и обсуждать этот ужасный день. Он бы даже встретился с Фионой и обсудил с ней Ирландию – страну, где он всегда мечтал побывать.
Он мог бы спросить ее об уходе за больными, мол, действительно ли это так почетно, как говорят. Радовалась ли она, когда ее пациентам становилось лучше? Помнили ли они ее, писали ли благодарственные письма? А как в Ирландии нынче относятся к англичанам: как к туристам или как к рабочей силе, утихла ли прежняя враждебность? Обучают ли на западе Ирландии ремеслам? Дэвид часто подумывал стать гончаром. Делать что-то своими руками и никогда не иметь дел с миром прибыльных вложений.
Или он мог бы расспросить Томаса о его сочинениях: о чем он сейчас пишет, почему так надолго покинул университет, часто ли ему случается увидеть своего маленького сына.
Дэвид любил чужие истории. И поэтому он был совершенно бесполезен в инвестиционно-брокерском бизнесе своего отца. Клиенты хотели, чтобы он подсказывал им, как и сколько тратить. А Дэвиду было интереснее не то, как они инвестируют в дома, а как они эти дома обустроят. Клиенты пытались обсуждать быстрый оборот вложений – он мучил их вопросами о том, будут ли в доме собаки или фруктовый сад.
Гуляя, Дэвид высмотрел балкон Эльзы и заметил ее там, но не окликнул. Она выглядела настолько спокойной и отрешенной, что ей в разгар ночи явно не требовался болтливый дурак вроде него.
Томас забронировал себе на две недели небольшую квартирку над сувенирной лавкой. Хозяйничала здесь эксцентричная женщина по имени Вонни, ей было лет сорок или около того, и она постоянно надевала разные цветастые юбки с одной и той же черной рубашкой. Сперва Томас решил, что она вот-вот попросит у него денег на еду, но на самом деле эти хоромы, которые Вонни сдавала приезжим, принадлежали ей. Квартира была обставлена дорогой мебелью и украшена парой ценных статуэток и картин.
Вонни, как он понял, была родом из Ирландии, хоть и не любила говорить о себе. Как хозяйка, она вела себя просто идеально – в том смысле, что не нарушала его покой. Время от времени она предлагала отнести одежду Томаса в местную прачечную и оставляла у него на пороге корзинку винограда или мисочку оливок.
– А где живете вы, пока я у вас снимаю? – спросил он, едва заехав.
– Да сплю во дворе, – был ответ.
Томас не понял, шутка ли это или признак крайней простоты мышления. Больше он хозяйку не расспрашивал, вместо этого наслаждаясь отдыхом в ее квартире.
Он бы с радостью снял что-нибудь намного дешевле, но ему нужна была квартира с телефоном на случай, если Билл захочет позвонить.
Еще в Штатах Томас отказался дружить с мобильниками: слишком много людей становились рабами сотовой связи. Он думал, в путешествии телефон будет только мешать, и вообще, вдали от цивилизации людей вечно бесит отсутствие сигнала. Да и какая разница, сколько евро он выложил за квартиру с телефоном? Его профессорское жалованье больше не на что было тратить, а вдобавок даже его стихи начали приносить ему деньги.
Один престижный журнал нанял его, чтобы Томас поехал за границу, в любую страну на свой выбор, и вел оттуда авторскую колонку о путешествиях. Это предложение идеально совпало с его желаниями. Ему до смерти нужно было уехать. Он уже хотел написать что-нибудь об Айя-Анне, но завтра, после прибытия международных журналистов, эту деревушку и так окутает дурная слава.
Некогда Томас думал, что легко сможет и дальше жить в одном городе со своей бывшей, как можно чаще видеться с сыном Биллом, при этом поддерживая мирные и цивилизованные отношения с Ширли. В конце концов, когда любовь между ними прошла, стало легко вести себя с ней вежливо.
Окружающих даже восхищало, что они остались такими открытыми, такими непохожими на другие несчастливые пары, которые после расставания все время возвращались к старым обидам.