Вот парень лет двадцати, беспокойный и субтильный на вид англичанин, в очках, которые он постоянно снимал и протирал. На лодку он смотрел не отрываясь, в ужасе открыв рот.
Пара, тоже около двадцати, явно вымотанная восхождением на вершину холма, – шотландцы или ирландцы, подумал Андреас, не до конца разобравший их акцент. В молодом человеке заметна была некая развязность, будто он всеми силами показывал воображаемой публике, что для него это пустячная прогулка.
В свою очередь гости увидели перед собой высокого, сутуловатого мужчину с седой головой и густыми бровями.
– Мы плавали вчера на той яхте. – Одна из девушек в шоке прижала руку ко рту. – О боже, это могли быть мы!
– Ну, это все же не мы, так зачем зря болтать, – твердо произнес ее парень, с пренебрежением глядя на зашнурованные ботинки Андреаса.
И тут в заливе внизу послышался взрыв, и Андреас наконец осознал, что все взаправду. На яхте произошел пожар. Это никакая не игра света. И раз остальные тоже увидели дым, то дело не в его старческой слепоте. Задрожав, он ухватился за спинку стула, чтобы не упасть.
– Я должен позвонить своему брату Йоргису, он работает в полиции… Может, они еще не знают, может, оттуда не видать огня…
– Они в курсе, – мягко проговорил высокий американец. – Смотрите, спасательные шлюпки уже в пути.
Но Андреас все равно отошел, чтобы позвонить.
Конечно же, в крошечном полицейском участке, расположенном на холме над гаванью, на звонок не ответили.
Все та же девушка смотрела вниз, на безмятежное синее море, запятнанное, словно холст, косматым алым пламенем и черным дымом.
– Поверить не могу… – вновь и вновь повторяла она. – Вчера он учил нас танцевать на этой самой яхте, он назвал ее «Ольгой» в честь своей бабушки!
– Это же яхта Маноса, не так ли? – спросил парень в очках. – Я тоже на ней плавал.
– Да, Маноса, – с печалью в голосе подтвердил Андреас.
Манос, дурачина, вечно брал на борт слишком много людей, хотя на его судне не было надлежащего оборудования для общественного питания – что не мешало ему жонглировать напитками и готовить кебаб с помощью какого-то дремучего газового баллона. Но в деревне возмущаться и не думали. Все знали Маноса и его семью. И теперь его родные соберутся в гавани в ожидании вестей.
– Знаете его? – спросил высокий американец с биноклем.
– Да, конечно, здесь все друг с другом знакомы. – Андреас вытер глаза столовой салфеткой.
Они стояли как завороженные, наблюдая издали за прибывающими шлюпками, с которых люди пытались потушить пламя; в воде барахтались пассажиры, надеясь, что их подберет судно поменьше.
Американец одалживал свой бинокль всем желающим. Никто из них не находил слов; не в силах помочь отсюда, не в силах сделать хоть что-нибудь, они всё не могли оторвать глаз от трагедии, развернувшейся внизу, в прекрасном и кротком синем море.
Андреас знал, что ему следовало как-нибудь обслужить гостей, но почему-то находил это неуместным. Он не хотел отворачиваться от того, что осталось от Маноса, от его лодки и беззаботных туристов, отправившихся в такой счастливый отпускной круиз. Было бы так бесчувственно сейчас расхваливать фаршированные виноградные листья, одновременно рассаживая посетителей.
Чья-то рука коснулась его руки. Это была белокурая немка.
– Вам тяжелее, чем нам, это ведь ваши края, – сказала она.
Андреас снова ощутил, как слезы подступают к глазам. Она была права. Айя-Анна – это был его край. Здесь он родился, здесь он всех знал: и бабушку Маноса Ольгу, и молодых ребят, спустивших свои лодки в приливные воды, спеша на помощь жертвам. Он знал семьи, которые будут ждать их в гавани. Да, ему было горше остальных. Оттого он жалобно посмотрел на нее.
К ее доброте прилагалась еще и практичность.
– Почему бы вам не сесть? Прошу, – любезно произнесла немка. – Мы ничем не сможем им помочь.
Ему только и нужно было, чтобы кто-то это сказал.
– Я Андреас, – произнес он. – Вы правы, я родом отсюда, и сегодня здесь случилось нечто ужасное. Позвольте предложить вам метаксу, чтобы оправиться от шока, а затем мы помолимся за людей в бухте.
– Мы ничего, совсем ничего не можем сделать? – спросил англичанин в очках.
– Чтобы забраться на этот холм, ушло около трех часов. Думаю, пока мы спустимся, то станем только мешать, – ответил высокий американец. – Кстати, меня зовут Томас, и я не думаю, что нам стоит сейчас толпиться в гавани. Там уже десятки людей, глядите. – Он предложил свой бинокль, чтобы остальные убедились сами.