– Я знаю, – мягко ответил он. – Бывают моменты, когда говоришь слишком мало или слишком много. В таких случаях лучше всего молчание.
Телефон зазвонил снова.
– Вы всё еще не знаете, где я, – предупредила Эльза.
– Конечно, – поклонившись, сказал Андреас.
На этот раз звонил его брат Йоргис.
Двадцать четыре человека погибли.
Двадцать иностранцев и четверо жителей Айя-Анны: не только сам Манос, но и его маленький племянник, который сегодня с гордостью ехал помогать своему дяде. Мальчику было восемь лет. У двух других местных парней, работавших на яхте, еще вся жизнь была впереди, настолько молоды они были.
– Для вас настали очень тяжелые времена, Андреас, – голосом, полным тревоги, произнесла Эльза.
– Эти дни и для вас не слишком светлые, – ответил он.
Они сидели, размышляя каждый о своем, так, будто всегда знали друг друга. Если бы им было что сказать, они бы непременно поделились.
Эльза в конце концов выглянула на улицу: остальные неслышно беседовали между собой.
– Андреас? – заговорила она.
– Да?
– Сделаете для меня еще кое-что?
– Да, конечно, если только смогу.
– Напишите Адони. Попросите его вернуться домой, в Айя-Анну. Попросите вернуться сейчас. Сообщите ему, что ваша деревня потеряла трех молодых людей и мальчика и всем здесь нужно увидеть лицо того, кто ушел, но еще может вернуться.
Он покачал головой:
– Нет, моя дорогая Эльза, ничего не выйдет.
– Вы хотите сказать, что даже не попытаетесь? Разве от этого будет хуже? Он всегда может написать: нет, мол, спасибо. По сравнению с тем, что случилось сегодня здесь, это вовсе не конец света.
– Почему вам так хочется изменить жизнь тех, кого вы не знаете?
Она рассмеялась, откинув голову:
– О Андреас, если бы вы знали обычную меня! Я только тем и занимаюсь. В телестудии меня называли «журналист-крестоносец»; мои друзья говорят, что я вечно вмешиваюсь, навязываюсь… Спасаю чужие браки, отучаю детей от наркотиков, собираю уличный мусор, добиваюсь честных соревнований… Менять жизнь тех, кого я не знаю, – в этом я вся.
– И что, хотя бы раз получилось? – спросил он.
– Да, иногда получалось. Достаточно много раз, чтобы я продолжила гнуть эту линию.
– Но вы уехали?
– Тут дело не в работе.
Андреас взглянул на телефон.
– Да, вы правы, – кивнула она, – дело в Дитере. Это длинная история. Однажды я вернусь сюда и расскажу ее.
– Вам это не нужно.
– Как ни странно, нужно, но мне также хотелось бы знать, что вы написали Адони в Чикаго. Пообещайте так и сделать.
– Писатель из меня неважнецкий.
– Тогда я помогу вам с письмом, – предложила она.
– Правда? – спросил он.
– Я могла бы написать его от вашего лица, хотя выйдет нелучшим образом.
– Ну, у меня тоже вряд ли выйдет. – Андреас выглядел грустным. – Порой мне кажется, что я нахожу нужные слова, чтобы затем обнять его и услышать: «Папа…» А порой он представляется мне суровым, жестким и уверенным, что слово не воробей.
– Если нам нужно письмо, то такое, которое заставит его сказать: «Папа», – заметила Эльза.
– Но он поймет, что это не от меня; он знает, что его старик-отец не владеет словом.
– Часто выручает выбор нужного момента. Даже в своем Чикаго он узнает из газет о катастрофе на его родине, в Айя-Анне. Ему захочется узнать, как вы. Потому что есть нечто важнее нас и наших маленьких склок.
– А верно ли то же самое для вас и герра Дитера? – спросил он.
– Нет, – покачала она головой. – Нет, это другое. Когда-нибудь я все расскажу, обещаю.
– Вы не обязаны делиться со мной, Эльза.
– Вы мой друг, и я хочу, чтобы вы знали.
Но тут они услышали, как приближается оставшаяся компания во главе с Томасом.
– Нужно дать вам выспаться, Андреас, завтра будет долгий день, – сказал он.
– Мы думаем спуститься с холма к домам, где мы остановились, – добавил Дэвид.
– Мой брат Йоргис скоро пришлет за вами грузовик. Я сказал ему, что моих друзей нужно подвезти; путь вниз долог.
– А можем ли мы теперь заплатить за нашу еду, за долгий день и вечер с вами? – спросил Томас.
– Как я уже сказал Йоргису, вы – друзья, а друзья не платят за еду, – с достоинством ответил Андреас.
Они посмотрели на него: старый, чуть сгорбленный, небогатый, усердно работающий в таверне, которую сегодня посетила только их группа. Они обязаны были заплатить, но как сделать это, не оскорбив его?
– Знаете, Андреас, нам было бы неприятно уйти, не разделив расходы на еду, раз уж мы все такие из себя друзья, – начала Фиона.
Шейн видел это по-другому: