Глава 13
Следующая неделя оказалась неожиданно насыщенной. Сплетни, без которых никак не обойтись в селе, разлетелись подобно лесному пожару, но Саша с Тимофеем старались не обращать внимания на любопытные взгляды, следящие за каждым их шагом. Кто-то только посмеивался, наблюдая за тем, как они вместе приходят и уходят из амбулатории, кто-то пожимал плечами. Но находились и те, которые судачили, осуждая настолько "быстрый" роман. Саша же и Тимофей жили так, как хотелось им, отстранившись от мнения окружающих. Что толку кому-то объяснять, насколько счастливыми и мирными выдались для них эти дни? Люди редко радуются благополучию в жизнях окружающих. Потому они занимались обычными делами: пытались распределить вещи и обязанности, наладить совместный быт, который не создается в один миг. Саша изучала привычки Тимофея и замечала, как он с таким же вниманием присматривается к ней, запоминая, что и как она любит делать. Всегда непросто начинать жить с другим человеком, тем более, когда вам обоим не по двадцать лет и за спиной уже есть не во всем хороший опыт. Но тем не менее, они старались, потому что оба получали удовольствие от общества друг друга. Она с удивлением поняла, что Тимофея очень даже легко рассмешить. Оказалось, что его характер вовсе не настолько суров и тяжел, каким все это время виделся Саше. Хотя она допускала, что таким Тимофей показывал себя только тем, кого считал близкими людьми -- ей, отцу Николаю. С остальными он держался все так же настороженно и отстранено. И Саша могла только радоваться, что ее допустили в этот узкий круг. В четверг, едва уговорив священника не несколько минут оторваться от приготовлений к Пасхе, Саша все-таки осмотрела отца Николая, одобрив план лечения, который назначил Тимофей. Только предложила заменить один препарат более новым. И наблюдала за тем, как Тимофей провел экспресс-тест на ВИЧ, который купил накануне в городе, куда они вместе ездили за покупками. Результат оказался отрицательным. И Саша с удивлением поняла, что расслабилась. Оказывается, она уже серьезно волновалась за этого человека, успевшего стать и ей хорошим приятелем. Но и помимо этих дел, кроме работы в амбулатории -- забот оказалось выше головы. Одной из самых серьезных, как ни странно для Саши, оказался "Ёж". Именно так, с большой буквы и с такой интонацией, с какой обычно говорят нецензурные слова. Иногда ей казалось, что Тимофей и считает это слово ругательством. Но она не могла злиться на него, наоборот, смеялась каждый раз, слыша это обращение. Смеялась до тех пор, пока на себе не ощутила все прелести характера спасенного ими животного. О чем Тимофей, кстати, уже жалел и не раз мимоходом намекал, что природа не любит вмешательства. За что Саша была ему благодарна, так это за то, что говорить об этом Тимофей начинал уже после того, как утешал и успокаивал ее. Потому как у этой, совершенно неблагодарной твари ( Саша убеждала себя, что не имела в виду ничего грубого, ведь даже в Писании это слово употреблялось), оказались слишком острые зубы. И Ёж не стеснялся демонстрировать это им обоим, кусая пальцы ног. А так как температура воздуха с каждым днем становилась все выше, у животного появлялось море возможностей. В конце концов, дошло до того, что Саша сначала внимательно осматривала двор, и только после этого осторожно выходила, уже не одергивая Дика, любящего погонять Ежа. Даже закрытые тапочки порой не спасали, он умудрялся цапнуть и через ткань. И она уже и сама задумывалась о том, что поступила опрометчиво. Ладно бы только Саше доставалось, больше всего же она переживала, когда Ёж кусал Тимофея. Опасалась, что тот будет сердиться на нее, ведь это Саша "пригрела" такого подлеца. Однако Тимофей, даже кривясь от боли и высказывая улепетывающему ежику все, что думает о его поведении, ни словом, ни взглядом никогда не упрекнул ее. Это только больше покорило Сашу. Кроме того, помимо проблем с "диким" питомцем, Саша вдруг, совершенно неожиданно для себя, начала готовиться к Пасхе, посвятив всю субботу выпечке самых настоящих куличей. Хотя не планировала ничего подобного. Даже Тимофея подключила к готовке. И тот, честно признав, что ничего в этом не смыслит, все же взялся ей помогать. А началось все еще в пятницу ночью, с очередного, вовсе не приятного для обоих пробуждения... В темноте сложно было рассмотреть ее черты, но Тимофей все равно всматривался, почему-то не в силах отвести глаза. Саша давно спала. А ему хотелось смотреть на нее. Хотелось запомнить и впитать в себя каждую черточку, каждое движение, каждый легкий вздох лежащей рядом женщины. Ночи все еще оставались не самым любимым временем суток Тимофея, но все-таки, теперь он спал куда больше. Да и перестал ломать голову в поисках занятий, чтобы убить эти часы не думая о спиртном. С ней рядом ему было ... спокойней. Не в том смысле, что Саша облегчала его жизнь. Нет, совсем нет. Скорее, наоборот, за эти несколько недель Тимофей вдруг узнал, что способен на целую гамму чувств, среди которых был и страх, и опасения. А это не приносило облегчения. Даже, наоборот. Иногда, например, он вдруг задумывался, а что заставляет Сашу быть с ним? Вроде бы понятно все -- два взрослых, свободных человека, которым ничто не мешает находиться вместе. Ведь вдвоем всегда легче и веселей, чем одному. Только почему-то, при мысли о том, что она рядом с ним лишь потому, чтобы "не быть одной" ему становилось не по себе, и какое-то противное ощущение комом сворачивалось внутри желудка, заставляя размышлять: не заработал ли Тимофей за последние годы язву? Хоть и понимал, что дело не в физической причине. И это открытие было не самым приятным. Но он не озвучивал подобные сомнения, а просто загонял поглубже, туда, откуда эти чувства вылазили, не имея пока сил и желания разбираться в странных причудах своего мозга. И все-таки, находясь рядом с этой женщиной он ощущал мир внутри. И Тимофею очень хотелось бы быть уверенным, что и его присутствие дарило Саше что-то хорошее. Она тихонько вздохнула и пошевелилась на его руке. Видно, устраивалась удобней. Тимофей протянул вторую ладонь и, обхватив талию Саши, прижал ее к себе еще плотнее, устроившись щекой между ее шеей и плечом. Он не мог, да и не пытался отрицать того, что в последние дни испытывал все большую необходимость ощущать ее как можно ближе. И Саше, как ему казалось, хотелось того же. Вот и сейчас она довольно вздохнула и затихла в его объятиях. Удовлетворенный этим, он закрыл глаза, понимая, что уже начинает засыпать. И вдруг резко вскинул голову и прислушался к тишине ночи спящего села, пытаясь разобраться, с какой стати Дику скулить? Но тут же понял, что тихие, еле слышные звуки издавал не пес. - Что? Саша, наверное, разбуженная его резким движением, подняла голову и сонно моргала, пытаясь осознать, что случилось. - Не знаю. - Тимофей осторожно высвободил свою руку и поднялся, подойдя ближе к окну и открытой форточке. Он и правда не имел понятия, что это за звуки. Хотя у него появилось подозрение. - Это что, Дик? - Саша села в постели и помассировала кожу головы. - Не думаю. - Натянув брюки, Тимофей повернулся к ней. - Я схожу, проверю. - Я с тобой. - Не отводя глаз от его лица, Саша быстро поднялась. Он понял, что она подумала о том же, о чем думал и он. И это несколько дезориентировало. Странно читать мысли человека, с которым живешь меньше месяца. Однако, он не мог сказать, что ему не нравиться понимать ее с полувзгляда. Даже наоборот. Саша продела голову в пройму футболки и быстро надела штаны. - Пошли? - она уже стояла рядом с ним. Тимофей кивнул и взял ее за руку, просто потому, что ему хотелось это сделать. Да и напряжение на лице Саши подталкивало его к этому, как раз потому, что думали они об одном и том же - был один мальчуган, который облюбовал сарай, как свое убежище. И если их догадка верна, компания Саши и правда не будет лишней при попытке успокоить напуганного, плачущего ребенка. Включив свет над крыльцом, они вышли наружу. Дик на улице настороженно сидел перед будкой, но не лаял. Что не удивило Тимофея, ведь Мишу щенок уже знал. - Думаешь, его отец опять напился? - Саша с болью в глазах смотрела в сторону сарая. Тимофей хотел бы ее успокоить, убедить, что это не так, но от правды жизни здесь, как и в любом другом селе их страны бесполезно было прятаться. - Василий часто уходит в запой. Очень. - Не скрывая горечи, он передернул плечами, начав спускаться с крыльца. Саша вздохнула и пошла следом за ним. Чем ближе они подходили к сараю, тем очевиднее становилось, что там действительно кто-то плакал. Тихо, придушенно, словно закусив рубашку или уткнувшись куда-то, чтобы рыданий не было слышно. Саша сильнее сжала пальцы, уже не сомневаясь, что это Миша. У нее внутри все замерло от этого тихого ..., даже не плача, почти скулежа. Положив руку на плечо Тимофея, она молча попросила пропустить ее и первой приоткрыла дверь сарая, заглянув внутрь. И тут же заметила в слабом свете дворового светильника темный клубочек, забившийся в дальний угол. - Миша? - Она осторожно шагнула внутри, ощущая за спиной молчаливую поддержку Тимофея. - Солнышко, что случилось? Присев перед затихшим мальчуганом, Саша осторожно протянула руку и погладила взъерошенные, грязные волосы. Она пыталась рассмотреть его внимательней, надеясь, что ему не сильно досталось. Но при таком освещении увидеть хоть что-то было почти нереально. Из-под длинной, неряшливой челки на нее со страхом, и в то же время -- с вызовом, глянули глаза паренька. Колючие, злые, полные боли. - Ничего. Голос мальчугана казался таким же настороженным и злым, как и его взгляд. И только испуганная дрожь выдавала в нем ребенка, а не взрослого, за которого Мишу можно было бы принять, слушая это короткое возражение. - Дурацкий у вас сарай, - заворчал вдруг мальчик и размашисто утер нос ладонью. Всхлипнул. - Вечно все падает, ломается, - Миша обвел тесное помещение почти ненавидящим взглядом, словно именно оно причинило ему боль. Саша не стала возражать. Так же, как и не начала расспрашивать и уточнять, бил ли его сегодня отец? Ей показалось, что на одной щеке Миши темнеет свежий синяк, но она не стала бы утверждать в темноте. И пыталась лихорадочно придумать что сказать, как успокоить и утешить малыша, чувствуя, что ее собственное сердце сжимается от боли за этого ребенка. - А тебя никто и не заставляет сюда лазить, - спокойно заметил Тимофей за ее спиной, заставив Сашу удивленно оглянуться. Он стоял, прислонившись плечом к ненадежному дверному косяку и невозмутимо следил за Мишей и ее попытками как-то решить эту ситуацию. - Если уж так хочется в гости к Александре Олеговне, мог бы в дверь постучать, как все воспитанные люди, как думаешь, Миша? - Тимофей мельком глянул на нее, словно был в чем-то не уверен, и снова сосредоточился на пареньке. А тот поднял лицо и смотрел на взрослых с настороженным недоверием. - И если хотел переночевать в гостях -- зачем в сарай полез? - Все тем же тоном заметил Тимофей. - У нас есть свободная комната, там куда удобней и ничего не ломается и не падает. Он произнес это все совершенно спокойно, словно было нормально найти в сарае плачущего мальчика посреди ночи и предположить, что тот просто хочет в гости. И, кстати, совершенно не акцентировал внимания на слезах Миши, в отличии от самой Саши. А это, похоже, пришлось мальчику по душе. Во всяком случае, Миша перестал шмыгать носом и внимательно посмотрел сначала на Тимофея, а потом на Сашу, даже прищурился. - А что, пустили бы? - с вызовом спросил он. - Спрашиваешь, - подстроилась под тон их беседы Саша. - Пошли уж, раз пришел, поможешь нам с ужином справиться, а то мы и не съели почти ничего вечером. Поднявшись, она протянула ему руку, стараясь делать вид, что не замечает, как малыш кривится при малейшем движении. Но он явно не собирался обсуждать причины, приведшие его в ее сарай, и свои травмы. Зато, определенно, оживился при упоминании еды. - Точно? - не принимая ее ладонь, спросил Миша, все еще недоверчиво щурясь. - Точно, - усмехнулась Саша. - Я так давно ждала, что к нам кто-то зайдет в гости. А никто не приходит, - "пожаловалась" она ему. - А колбаса у вас есть? - вдруг спросил Миша, сразу же став похожим на обычного шестилетнего мальчугана. Его глаза заблестели и из них почти исчез страх. - Есть, - улыбнулась Саша, стараясь, чтобы лицо не дрогнуло. - Я специально купила, надеялась, что ты еще раз заглянешь. - Хочу колбасы! - с воодушевлением, которого не было в его голосе еще минуту назад, Миша подскочил на ноги. Скривился, пробормотал слово, которое по мнению Саши не должен был знать ни один шестилетний мальчик, и бодро направился к выходу. Ей стоило больших усилий не спросить, почему он волочит левую ногу. И так ясно. Саша вышла из сарая за малышом. - Ты не против, что я у тебя хозяйничаю? - тихо спросил Тимофей у нее на ухо, идя рядом. При этом он внимательно следил за Мишей, похоже, подмечая все синяки, ссадины и травмы мальчика. - У нас, - с улыбкой поправила его Саша, тронутая тем, что этот мужчина заботился о ее чувствах и "границах личной территории". Хотя она и не думала его упрекать. Да и не считала, будто он переступил какую-то черту. - Ты молодец, быстро понял, как с ним говорить. - Саша протянула руку и переплела свои пальцы с пальцами Тимофея. - А я никак не могла ничего придумать. - Просто практики много, - с невеселым выражением пояснил он, крепко сжав ее ладонь в ответ. Накормив Мишу, они едва сумели общими усилиями уговорить мальчугана умыться. Купаться малыш отказался наотрез и, глядя на грязную одежду и чумазый вид, Саша не удивилась бы, обнаружив у него в голове вшей. Но, вроде бы, обошлось. Осматривать новые ссадины и синяки им так же разрешили только после длительных уговоров. Миша ничего не говорил, откуда у него столько ушибов, а Саша и Тимофей делали вид, будто поверили, что малыш действительно пострадал в старом сарае. Наконец, закончив с самым необходимым, Саша постелила Мише постель во второй комнате. Мальчик все это время сидел на полу тут же, поджав под себя ноги, и крепко обнимал Тихона. Похоже, эти двое давно нашли общий язык, на пару избрав убежищем старый сарай за домом Саши. Миша даже спать улегся в обнимку с Тихоном, и Саша порадовалась в душе, что кот, который иногда любил показать свой независимый характер, сегодня не возражал. Этот мальчуган отчаянно нуждался в привязанности и тепле другого существа, несмотря на всю свою внешнюю неприступность. И хорошо, что хоть кота он к себе подпускал. Саше оставалось надеяться, что скоро он начнет больше доверять и ей, или Тимофею. Не то, чтобы она считала, будто сумеет лучше других помочь Мише. Просто, исходя из нынешней ситуации и ее наблюдений -- не было похоже, чтобы кто-то, вообще, пытался позаботиться о нем. Утром, несмотря на позднее укладывание, Миша проснулся раньше всех и выразительно громко оповестил о своем пробуждении грохотом тарелок на кухне. Когда Саша с Тимофеем добрались туда, мальчуган с испугом посмотрел на взрослых, стараясь расставить посуду в первоначальном порядке и, судя по всему, приготовился к наказанию. Во всяком случае, дерзко выпяченный вперед подбородок и колючий взгляд настороженных глазенок указывали именно на это, а так же на то, что без боя он не сдастся. Саша обвела глазами кухню, с облегчением заметив, что сам Миша цел, да и тарелки с чашками не понесли потерь. Улыбнулась, потрепала Мишу по голове и совершенно спокойным тоном сообщила, что через десять минут они все садятся завтракать. А Тимофей, словно забыв про свою мрачность и вечную строгость, подхватил завизжавшего и рассмеявшегося Мишу, чем удивил всех вокруг, и заявил, что грязнуль за стол в этом доме не пускают. После чего, усадив Мишу себе на плечи, потащил малыша умываться. Тот пытался упираться, крича о ночном мытье рук. Однако, быстро поняв, что с Тимофеем Борисовичем, даже в хорошем настроении, такие доводы ничего не дадут, а есть хочется -- смирился и послушно пошел умываться. А Саша с широкой улыбкой и прекрасным настроением принялась накрывать на стол. И именно за завтраком, слушая звон колоколов сельской церкви, далек