Трагическое известие свалилось на него, тяжелое и непостижимое. Как при внезапном ударе, сознание и острая холодная боль пришли позднее. Пришла мука воспоминаний — какие-то жесты, слова, сказочные картины, которые они успели нарисовать и не успели создать, ее взгляд, еле уловимые черточки, которые несли такую тоску, такое страдание и заставляли понять, что это все-таки произошло. Они вспыхивали и разжигали память, мысли и чувства, которые не в силах были выдержать напряжения и болели, как кровоточащая рана.
— Когда мы теряем дорогого человека, — продолжал говорить Лиас, — обстоятельства его смерти кажутся нам трагичными, каковы бы они ни были. Если он погибает на чужбине или на войне и ты не знаешь, где его могила, если в числе других ста его расстреляли или превратили в пепел в нацистском лагере… Сколько людей нашли такую смерть на войне! И обстоятельства…
Космас прислушался. То, что сейчас говорил Лиас, перекликалось и с его мыслями.
— Все эти обстоятельства очень трагичны, и когда думаешь о них, испытываешь двойную боль, еще больше бередишь свою рану. Но помимо обстоятельств гибели смерть революционера имеет еще свой, особый смысл — так я по крайней мере думаю. Это жертва, и очень важно знать, готов ли к ней человек, который жертвует собой. Была ли у него решимость принести эту жертву или просто случайная пуля… Космас понял.
— Да, да, — пробормотал он и вернулся к своей думе.
Лиас замолчал и ласково взял Космаса за руку.
— Я вижу, ты меня не слушаешь! — сказал он с грустной улыбкой.
Первый раз Космас видел на лице Лиаса эту улыбку и первый раз слышал от него что-то похожее на обиду.
— Да, — признался он, — я задумался…
— Я говорю это потому, что переживаю сейчас что-то похожее на твое горе, у меня тоже случилась беда… — Лиас замолчал, но прежде, чем Космас успел спросить, добавил: — Эти гады убили мою мать…
Незнакомый, тихий и очень надломленный голос Лиаса открыл Космасу новую сторону в его жизни: у Лиаса тоже была мать, дом, семья… Космас вскочил и крепко сжал его руку.
— Они вытащили ее из дома, восьмидесятилетнюю старуху… Ее застрелили во дворе, но сначала замучили на ее глазах мою сестру, мать двух малышей. Это было в Эпире в начале декабря, но узнал я об этом только вчера. Я не стал бы тебе этого говорить, зачем говорить о таких печальных вещах… К тому же у тебя самого горе побольше моего… Но сейчас я все-таки решил сказать, чтобы ты лучше понял мою мысль. Сестру мою, молодую женщину, что оставила двух сирот, я не оплакивал. Смерть ее была жуткой. Чего только с ней не делали, пока не застрелили, но она держалась и умерла как героиня. Она не испугалась и не сделала того, что от нее требовали, не отреклась от меня и от мужа, который воюет в Эпире комиссаром роты. Ее я не оплакивал, как не оплакивал стольких героев, которых мы потеряли. А вот мать… Ее я оплакивал и до сих пор еще плачу… Послушай, почему…
Старушка была разбита параличом, ум у нее уже давно повредился. Ничего она не понимала и ничего не слыхала — глухая. Эти дикари ей кричали, а она не понимала. Рассказывали мне, приложила она к уху ладонь и все спрашивала: «Чего? Чего? Не слышу…»
Лиас был в слезах.
— Не надо, — сказал Космас, — не будем об этом… Воздух был тяжелый и раскаленный. Космас подошел к окну, распахнул его и стал смотреть в темноту, которая текла, как река, и увлекала за собой его мысли. И он не устоял, и мысли его снова потонули в темноте и растворились в ней, как растворяется в мутном море пригоршня мутной воды.
Космас оглянулся. Лиас неподвижно лежал на кровати и смотрел в потолок. «Много видел он в жизни и много перенес, — думал Космас. — Много горечи он изведал, и итог его жизни — это его мужество, он выстоял, как подобает мужчине».
Он снова обернулся к окну, заглянул в густой мрак, и перед ним снова возник кошмар, рассказанный художником.
— Чего же ты молчишь? — спросил он Лиаса. — Говори что-нибудь…
— Хорошо, — с готовностью откликнулся Лиас. — Но что тебе сказать? Я говорю все одно и то же, а вам, молодым, это скучно. Я вас понимаю, это в природе вещей, но что я могу тебе сказать, если не то, что думаю, во что верю? Люди падают, такова их судьба, но жизнь не останавливается и шагает по бесконечной дороге. Мудрые люди говорят, что ничего в этом мире не пропадает, не пропадет даром и кровь наших товарищей, она обретет новую жизнь в плодах, взращенных их жертвой. Это все равно что семена, которые падают в землю и дают новые побеги…