Служители амфитеатра расставляли по арене кадки с высокими растениями — аравийскими пальмами, акациями, вязами с узловатыми ветвями. Перебрасывали с ветки на ветку длинные гибкие лианы. Круглая арена постепенно приобретала сходство с диким африканским лесом. С треском отворились дубовые створки ворот. Вышли четыре гладиатора в лёгком облачении. Они прошли между деревьями и замерли напротив императора, с холодным любопытством смотревшего на них.
— Славься, цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! — нестройным хором прокричали они.
Калигула надменно кивнул.
Гладиаторы разошлись в разные стороны. И приготовились к бою, напряжённо осматриваясь. Не знали, откуда появится опасность. Трое сжимали в ладонях длинные кривые ножи. Четвёртый вооружился железным копьём.
Зрители, затаив дыхание, следили за высокими воротами. Они не открывались. Напряжение гладиаторов возрастало. Смуглые, обветренные, покрытые шрамами лица блестели путом. Неожиданно в жёлтом песке посередине арены возникла воронка. Невидимый зрителям механизм опустил одну из плит, образующих пол. Через открывшуюся дыру на арену выскочили дикие звери: блестяще-чёрные пантеры, жёлтые львы со спутанными гривами, пятнистые леопарды. Зрители восторженно завизжали.
— Животных доставили из Африки по моему особому приказу, — небрежно пояснил Калигула Друзилле, сидящей справа. — Каждый такой кот сжирает в день целого телёнка!
Зеленые глаза Друзиллы блестели, привычно очаровывая Гая.
Под громкое улюлюканье толпы началась травля: люди против зверей и звери против людей.
Животные разбрелись по искусственному лесу. Лезли на деревья, порою опрокидывая кадки. Гладиаторы должны были убить всех зверей. Тварей не кормили со вчерашнего дня. Они оглашали амфитеатр голодным рычанием.
— Охота закончится лишь тогда, когда на арене не останется ни одного живого зверя! — радовался Калигула. — Или ни одного живого гладиатора!
Пронзительные визги матрон, занявших верхние ряды, перекрыли голос Калигулы. Он вскочил с кресла, стараясь получше разглядеть, что происходит на арене. Тонкогубый рот императора искривился в улыбке: пантера, затаившаяся на ветке, неожиданно прыгнула на гладиатора.
Зверь и человек катались по жёлтому песку. Пантера, оскалив клыки, теребила окровавленную левую руку гладиатора. Правой, держащей нож, он наносил животному удары — в блестящую грудь, в шею… В напряжённом воздухе пахло кровью. Полдюжины животных, учуяв запах, набросились на ослабевшего гладиатора и подыхающую пантеру. Сотоварищи не могли помочь ему. Сами оборонялись от голодных тварей. С любопытным ужасом зрители наблюдали, как львы и леопарды растаскивали по арене куски человеческого мяса…
Гай опустился в кресло и удовлетворённо откинулся к высокой спинке. Гладиаторские игры удались на славу. Деньги потрачены не напрасно.
Трибун преторианской когорты, почтительно склонившись, подошёл к императору. Сорокапятилетнего солдата звали Кассий Херея. Его тёмные курчавые волосы уже подёрнулись сединой, бритое лицо покрывали шрамы и тонкие извилистые морщины. Но тело, хранившее следы нескольких ранений, отличалось ловкостью и силой.
— Цезарь! — произнёс он, приложив к груди руку, сжатую в кулак. — Просители добиваются встречи с тобой.
Калигула усмехнулся: у храброго солдата был на удивление тонкий голос. Почти как у женщины. Или, скорее, как у стареющей спившейся шлюхи.
— Приведи их. По одному, — велел Гай. Зрелище охоты настроило его благодушно.
Просители проходили длинной льстивой вереницей. Целовали сандалии императора, обещали принести обильную жертву за его благополучие. И просили униженно: один — о решении судебного спора в его пользу; другой — о подачке на бедность; третий, торговец — о понижении налогов… Калигула не скупился на обещания. На деньги — тоже. Казна, оставленная Тиберием, казалась бездонной. А новому императору хотелось купить любовь и восхищение римских граждан.
Перед ним остановилась женщина, плотно закутанная в синюю столу. Не поднимая лица, упала на колени и обняла худощавую ногу Гая.
— Чего ты хочешь? — милостиво улыбаясь, спросил он.
Коленопреклонённая женщина подняла голову.
— Великий цезарь! — тихим томным голосом прошептала она. — Некий знатный римлянин пообещал жениться на мне. Вели ему исполнить обещание!
Калигула неприятно вздрогнул: он узнал Эннию. Женщина, по-змеиному улыбаясь, достала из складок одежды сложенные вместе таблички. Те самые, на которых Гай некогда нацарапал брачное обязательство!
— Разве ты не замужем, Энния? — нехорошо прищурившись, полюбопытствовал император.
— Я разведусь с Макроном, как мы с тобой решили, — взмахнув накрашенными ресницами, ответила она.
Калигула метнул быстрый взгляд на Друзиллу. Лишь бы она ничего не услышала!
— Зачем ты явилась ко мне, Энния? — недоброжелательно заявил он. — Я больше не люблю тебя.
Матрона мучительно покраснела.
— Ничего, — после длительного молчания, прошептала она. — Главное — я стану императрицей!
— Не станешь! Я никогда не женюсь на тебе! Отдай мне эти таблички!
Гай нетерпеливо протянул руку. Энния поспешно спрятала брачное обещание за спину.
— Если ты нарушишь слово — я сейчас во всеуслышание прочитаю написанное тобой! — произнесла она запинающимся от волнения голосом.
Калигула убрал ладонь.
— Читай, — равнодушно заявил он. — После этого я велю бросить тебя на арену! — прищурившись, Гай пересчитал львов, пантер и леопардов. — Из двадцати зверей осталось ещё тринадцать! Достаточно, чтобы растерзать живьём безоружную женщину! Видела, что случилось с несчастным гладиатором?! — брови императора угрожающе нахмурились.
Энния испугалась. Голубые глаза наполнились слезами. «Императрицей мне не быть! Остаться бы в живых!» — подумала она. Руки матроны нервно дрожали, когда она отдавала Калигуле злополучное брачное обещание.
— Убирайся, — хмуро велел он Эннии.
Ссутулившись, матрона покинула императорскую ложу. Невий Серторий Макрон проводил жену угрюмым злым взглядом. «Зачем она явилась? Чтобы ещё сильнее опозорить моё имя? Пришло время развестись!» — решил он.
— Макрон! — Калигула указательным пальцем поманил задумавшегося префекта претория.
Забыв о жене, Макрон поспешно подхватился с мраморной скамьи.
— Что прикажешь, цезарь?
— Подержи это около огня! — велел император, передавая ему таблички. — Воск расплавится. Письмена исчезнут навеки!
— Хорошо, цезарь! — Макрон неловко замялся. — Позволь попросить тебя о милости.
— Говори, — не отрываясь от забрызганной кровью арены, кивнул Калигула.
— Я хочу развестись с Эннией, — полушёпотом произнёс Макрон.
Гай посерьёзнел.
— Нет! Не сейчас! Потом! — отрывисто ответил он. Калигуле не хотелось, чтобы Энния обрела свободу.
Макрон закусил нижнюю губу:
— Как прикажешь, цезарь. Я понимаю. Подожду.
Префект претория отошёл в глубь ложи. Поднёс навощеные таблички к пламени высокого бронзового светильника. Дерево почернело, повалил едкий дым. Сквозь узкую щель вытекло немного горячего воска. Брачное обещание, которое Калигула написал Эннии, исчезло.
IX
Гай Пизон, богатый знатный римлянин, надумал жениться. Пригласил на свадьбу императора, как самого почётного гостя.
— Пойду! — зевнул Калигула. — Все равно делать нечего.
Атриум Пизонова дома был украшен гирляндами цветов. Чадили факелы из боярышника и можжевельника. Гости почтительно расступились, встречая императора. Гай Пизон и невеста, Ливия Орестилла, поспешили к нему. Калигула с нескрываемым удовольствием оглядел высокую статную фигуру девушки.
— Хороша! Поздравляю, Пизон! — заявил он. И, заметив на пальце Орестиллы обручальное кольцо, добавил: — Вижу, обряд уже свершился. Я опоздал.
— Ты пришёл прямо к праздничному пиру! — почтительно поклонился Пизон. — Окажи нам честь: займи самое почётное место!