Один посреди триллионов живых существ. Всякий час грозил гибелью. И чем дальше, тем сильнее его мучил вопрос: в какой момент лучше всего со всем покончить? Прекратить борьбу, сдаться и слиться с Силой?
С давних времен рыцари Ордена веровали, что джедай, умирая, утрачивает свою сущность и уходит в Силу. Да, для отдельного существа, личности это означает смерть, но в то же время и трансформацию, превращение, преображение. Сущность переходит на более высокий уровень, где объединяется с бесчисленным множеством других, образуя единую структуру, которая не скована пространством и временем и которая творит, питает и поддерживает самое себя. Джакс никогда не понимал до конца, какая от этого польза. Пусть кто–то и был способен путем медитации и строгого следования Кодексу джедаев совершить такой переход на смертном одре, – но чем это восхождение к единству будет отличаться от простого выключения сознания? Да, он стал бы частью великого целого, но не осознавал бы этого. Он не мог уразуметь, чем такое глубинное изменение лучше простого исчезновения, растворения в вечной тьме. Он был готов принять это на веру, но постичь полностью так и не смог.
И действительно ли стоило так сильно стремиться к вечной жизни? Вечность длится долго. А Сила – вечна ли она? Некоторые ученые полагали, что в далеком–далеком будущем полностью восторжествует энтропия. Черные дыры поглотят все тепло и свет, а потом и себя самих, и Вселенная превратится в бесконечно холодное, мертвое, стерильное пространство, где не будет ни звезд, ни цветов, ни детского смеха. Сможет ли Сила пережить такой исход? Будет ли она существовать, когда исчезнет само время?
Все эти метафизические головоломки занимали Джакса чаще, чем ему хотелось бы в последнее время. Он помнил тот голос, что говорил с ним перед нападением в «Объятьях Корусканта», – вкрадчивый, настойчивый; голос, который убеждал его просто дать солдатам выстрелить, пробуравить его заряженными частицами, убить его.
Он почти послушался этого голоса.
Почему же он не внял ему до конца? Неужели нынешняя жизнь так его манила, столько обещала ему; неужели можно было еще на что–то надеяться? Даже если удалось бы покинуть Корускант и зажить новой жизнью на какой–нибудь захолустной планете – стоила бы игра свеч? Была бы это полноценная жизнь или только ее подобие? Джакс боялся, что последнее, – по крайней мере, пока живы император Палпатин и Дарт Вейдер. Сила преодолевала пространство и время. Как и в случае двух элементарных частиц, непостижимым образом «сцепленных», несмотря на астрономические расстояния между ними, кто–нибудь, достаточно искушенный и могущественный в Силе, мог определить местонахождение себе подобного, даже если их разделяли бы тысячи парсеков. А если так, бежать не имело смысла. С одинаковым успехом можно как остаться здесь, на жемчужине Ядра, так и тихо страдать на самой отдаленной планете в стылых далях Дикого Космоса.
Разумеется, был довольно простой способ выяснить это окончательно. Нужно было только обратиться к Силе и уловить присутствие Вейдера. Проблема в том, что связь была двусторонней: если Джакс мог почувствовать Вейдера, то и повелитель ситов тоже почувствовал бы его. И тогда Вейдер узнал бы – или, по крайней мере, получил бы более–менее четкое представление – о том, где прячется Джакс. Насколько всем было известно, император и Вейдер считали Орден полностью разгромленным и не обращали внимание на уцелевших, но рисковать все же не стоило. Едва джедай появится, так сказать, на их радаре, и можно не сомневаться, что вскоре штурмовики будут дышать ему в затылок.
Была и другая причина проявить осторожность. Как сказал Росту на прощанье, мастер Пиелл полагал, что Вейдер ищет не только дроида, но и его, Джакса – и не только потому, что должен истреблять джедаев, но по какой–то другой причине. По какой именно, ланник сказать не успел – если вообще знал…
Если дело обстояло именно так, то поручать Джаксу найти пропавшего дроида было бы неразумно. Но Джакс был единственным, кому миниатюрный мастер–джедай мог доверить продолжение поисков.
Джакс нахмурился. Он знал, что по умолчанию приговорен к смерти – просто за то, что джедай. Но с чего бы Дарту Вейдеру проявлять к нему особый интерес? У всех джедаев, разумеется, были враги. Такова была специфика их работы. Но не так долго он был рыцарем–джедаем, чтобы успеть нажить врагов – во всяком случае, он не помнил ни одного. А будучи падаваном, он выполнял не слишком важные задания и не мог вызвать такую неприязнь – тем более на столь высоком уровне.