Снова последовало молчание. Кризи ждал, понимая, что реакция итальянца на его слова сейчас во многом имела решающее значение. Ответ Граццини не заставил себя долго ждать.
– Что это еще за пятно?
Кризи понял, что первый рубеж перейден.
– Это пятно на всей «Коза ностре», но в первую очередь на тебе лично, потому что именно ты позволяешь такой мрази действовать на твоей территории.
Итальянец разозлился, и Кризи стало ясно, что взято и второе препятствие.
– Какого черта ты там болтаешь? – прорычал он. – Это только слухи, просто имя в темноте. Слухи разные всегда ходят. Я вообще сомневаюсь, что может существовать что-то подобное.
Очень убедительно Кризи произнес:
– Они точно существуют. И дела свои обделывают как на твоей территории, так и на других. Я собираюсь их найти и уничтожить.
– Почему?
– Я их ненавижу.
– За что?
– Я видел их работу.
– Что это за работа такая?
– Они торгуют женщинами. И такое с ними вытворяют, что даже тебе представить не под силу. Они их уродуют и морально, и физически.
Граццини кивал головой.
– Я слышал об этом. Но тебе-то какое до всего этого дело?
– Есть причина, почему это дело стало моим.
– Что еще за причина?
Кризи тщательно взвешивал каждое слово своего ответа.
– Потому что, когда они издеваются над этими девушками, даже детьми, им это доставляет удовольствие. И это удовольствие имеет для них еще большее значение, чем выгода.
Несколько секунд Граццини сидел, уставившись перед собой, потом резко встал, повернулся и прошелся по комнате. На стене висела картина – натюрморт с корзиной фруктов. Он встал перед ней и начал внимательно ее разглядывать. Кризи понял, что преодолел третий барьер.
Глава 42
Она с силой ударила Майкла по лицу белой клюкой и закричала на него:
– Ах ты, негодник эдакий!
От удара он чуть не выронил пистолет. Когда старуха занесла клюку для второго удара, он вырвал палку у нее из рук, обхватил ее поперек талий и прижал к себе. Она стала колотить его по плечу, выронив при этом на землю вставную челюсть. Майкл повернулся и помчался вниз по ступеням, держа ее одной рукой под мышкой. Он увидел, как прямо перед ним взвизгнул тормозами старый «мерседес», за рулем которого сидел Сова. Инвалидное кресло подскакивало на булыжниках мостовой. Йен бежал к машине, его рясу трепал ветер. Майкл увидел, как посреди площади на бегу согнулся и упал старухин телохранитель – за ним стоял Миллер. Австралиец еще раз ударил его рукоятью пистолета и бросился бежать через площадь. Йен распахнул заднюю дверцу «мерседеса». Майкл втолкнул старуху на сиденье и влез за ней следом. Датчанин прошмыгнул на переднее пассажирское место, и Сова вдавил педаль газа в самый пол. Раздались чьи-то крики и вопли, но машины уже на площади не было. Вся операция заняла не более двадцати секунд.
Глава 43
– Но вендетту-то у нас никто не отменял. – Граццини все еще стоял у стены, продолжая внимательно разглядывать картину. – Ты убил членов моей семьи.
Ответ Кризи прозвучал достаточно резко.
– Я убил твоего зятя, которого, как я полагаю, ты сам ненавидел. Я убил твоего двоюродного брата, который был боевиком и погиб в сражении. Сестру твою я не убивал. Четыре года назад она снова вышла замуж и родила дочь, а ты стал ее крестным отцом. Ты сам лучше меня знаешь, что Конти обращался с твоей сестрой, как с половой тряпкой. И не говори мне, что это было не так.
Граццини повернулся, подошел к своему стулу и сел. Впервые с начала их разговора на его лице отразились какие-то чувства.
– Есть такая вещь, как вендетта, – сказал он, как бы констатируя факт. – И только твоя смерть может положить ей конец.
Кризи несколько секунд пристально смотрел итальянцу в глаза, потом сказал:
– Давай-ка я тебе лучше расскажу один страшный случай, покрывший несмываемым позором одну итальянскую семью. Лет восемь тому назад в одном селении, затерянном в горах Калабрии, кровная месть прекратилась. Эта вендетта продолжалась тридцать лет, за эти годы в двух семьях было убито больше двадцати мужчин. Взаимное истребление продолжалось уже так долго, что все забыли, из-за чего оно началось. Так вот, в одной из враждовавших семей остался в живых только один мужчина, точнее мальчик. Замечательный кодекс такой мести гласит о том, что мальчик становится мужчиной, когда ему исполняется шестнадцать лет, и после этого он может убивать сам и быть убитым. Когда тому парнишке было пятнадцать лет, его мать и сестры сказали, что, как только ему исполнится шестнадцать, он должен будет взять отцовское ружье и отомстить за смерть отца, братьев, дядьев и двоюродных братьев. А он решил, что не будет участвовать в вендетте. Матери и сестрам стало за него очень стыдно. Местный священник знал эту историю, и через него она просочилась в прессу. О ней узнали не только в Италии, но и в других странах.
Граццини кивал, лицо его сохраняло угрюмое выражение. Кризи продолжил:
– Многие семьи в Италии хотели взять мальчика к себе. Полиция, конечно, предложила свою защиту. Но все эти возможности парнишка отклонял. В ночь накануне его шестнадцатилетия мать с сестрами ушли из дома, предварительно оплевав мальчика. Двери они оставили открытыми. Минуту спустя после полуночи мужчины из второй семьи ворвались в дом с ружьями и застрелили мальчонку прямо за столом, за которым он сидел. Мать с сестрами даже на похороны отказались прийти. Это что, по-твоему, была месть? Ты и со мной то же самое сделать хочешь?
Граццини взглянул на лежавший перед ним пистолет. Он поднял его, потом медленно положил на место и спокойно произнес:
– Ты знаешь, как у нас заведено. Я должен поддерживать свой авторитет.
Кризи слегка улыбнулся.
– Если для того, чтобы доказать свою силу, ты пустишь пулю в голову связанного человека, авторитету твоему точно придет конец.
Граццини молчал. В этот момент дверь настежь распахнулась, и Абрата срочно вызвал Граццини из комнаты. Граццини быстро вышел. Через минуту он вернулся, лицо его было перекошено от ярости. Он схватил пистолет и навел его на голову Кризи. Грудь его быстро вздымалась, слова вылетали с хрипом.
– Вендетта! Это ты здесь толкуешь о вендетте! Ты мать мою похитил! Мать мою, ты, ублюдок!
Кризи закричал на него:
– Я последние двадцать четыре часа сижу здесь, привязанный к этому креслу!
– Значит, это сделали твои люди. – Граццини подошел на шаг вперед и приставил дуло пистолета ко лбу Кризи.
Тот перевел дыхание и спокойно сказал:
– Если это были мои люди, то как только ты нажмешь курок, можешь тут же приступать к подготовке похорон твоей матери.
Итальянец хрипло дышал. Стоявший позади него Абрата сказал:
– Убей подонка!
– Это не твоя мать, – громко произнес Кризи, потом, обратившись к Граццини, уже тише спросил: – Когда и где это произошло?
Граццини на несколько дюймов отвел пистолет от его лба.
– Около церкви в ее родном городе. Четверть часа назад.
Погрузившись в мысли, Кризи закрыл глаза, потом указал головой на стул и сказал:
– Сядь и жди. Если это были мои люди, они сюда позвонят через пятнадцать-двадцать минут. Пусть принесут телефон и поставят его на стол.
Все помещение было пронизано сильнейшим напряжением. Абрата снова заговорил:
– Они попытаются обменять его на нее.
– Ни за что, – прорычал Граццини. – Он никогда не выйдет из этой комнаты живым.
– Может быть, – заметил Кризи. – Но пятнадцать или двадцать минут погоды в данном случае не сделают ни для тебя, ни для меня. Против невинных женщин я не воюю. Даже против матерей «капо».
Снова воцарилось молчание, потом Граццини обернулся и сказал:
– Принесите сюда телефон. И чтоб к нему был дополнительный динамик.
Звонок прозвучал спустя восемнадцать минут. Граццини снял трубку и стал слушать. К нему уже вернулось самообладание, но пистолет, направленный в голову Кризи, он все еще держал в руке. Выслушав, что ему было сказано, итальянец прикрыл рукой микрофон и произнес: