- В самом деле? - Я попробовал перенять манеру Покойника. - Ты припоминаешь некий труп, не так давно оказавшийся в некоем каретном сарае на некоем Холме? Это тело имеет отношение к некоей серии крайне неприятных убийств. - Которые были для кого-то любимым развлечением?
- Возможно, для кого-то гораздо менее достойного, чем ты или я, но ты прав. На этот труп мы наткнулись однажды во время вечерней прогулки. Зачем мы все это говорили? Я сам начал неизвестно зачем, разве что Дин стоял поблизости и слышал наш разговор. Но какая разница, что думает Дин? Дин любит кошек. С типами, которые любят кошек, определенно не все в порядке. Кого интересует мнение Дина? - Ну и что с этим трупом?
- А с ним вот что. Джентльмен, который той ночью получил по заслугам, не оставил своего занятия, несмотря на то, что попал в городской крематорий. - Что?! Морли не мог больше поддерживать игру.
- Произошло еще одно убийство. Такое же, как и все остальные. Точно по расписанию. Мы еще не знаем, кто эта девушка, но скоро узнаем. - Я повернул голову в сторону комнаты Покойника. - У нас в доме официальное лицо. Покойник сказал, что здесь действует проклятие. Колдовство. - Не может быть! Правда?
- Не надо говорить в таком тоне. Дин! У тебя есть работа. Чем торчать тут двадцать шесть часов в сутки, лучше бы... Хоть Дину и под семьдесят, годы над ним не властны. Он показал нам язык, как шестилетний карапуз. И пулей бросился на кухню, только пятки засверкали. Пока он бежал, я поведал Морли о своих планах продать дом со всем имуществом в придачу. Морли не ухватился за возможность покупки. Угроза не произвела на Дина ни малейшего впечатления. Надо бы мне проводить больше времени на улицах и снова учиться быть гадким. Дин был осужден на семилетнее пребывание на кухне. Я отметил наступление новой эры тем, что уговорил Морли пройти ко мне в кабинет и объяснил ему, как обстоят дела. Поскольку Морли наполовину эльф и знаком с мистикой и колдовством, он сразу усек, в чем суть, и немедля нашел то, что не давало мне покоя с тех пор, как Покойник, по его утверждению, дал мне необходимые сведения.
- Когда ты привел капитана Стражи, человек, которого ты тюкнул, был голый. В старые времена преступников хоронили в той одежде, в которой их казнили. Одежда может быть ключом к разгадке. Или некий предмет, который старик носил с собой. Амулет. Украшение. Незнакомец, проникший в каретный сарай, взял этот предмет, когда раздевал труп. - Достаточно! Я понял. Проклят не человек, а предмет, который этот человек носит с собой. Может быть, ножи. Я вздрогнул. Передернул плечами. Весь похолодел. Мне стало страшно.. Придется побегать. Очень много побегать. Раскопать судебные протоколы еще имперских времен и посмотреть, что было общего у всех этих злодеев. Какое украшение, какой предмет одежды может нести проклятие, заставляющее разумное существо убивать девиц, обрекая их на участь, которую некоторые считают хуже смерти. Да, девочки?
ГЛАВА 29 Дело развивалось в своем ритме. Когда я собрался вернуться к Тупу и Покойнику, я уже знал, что сейчас произойдет. Это было неизбежно. Кто-то постучал в дверь.
- Три бородатых разбойника, - пробормотал я и пошел открывать, так как Дин объявил, что он не может, еще до того, как стук прекратился. Я посмотрел в глазок. Лучше бы это были три бородатых разбойника! Я решил изобразить, что никого нет дома. Но Брешущего Пса не так легко обмануть. Он приходил достаточно часто и знал нашу страшную тайну. Ктонибудь всегда дома. Я открыл: - Что тебе надо? - Прошло больше недели, Гаррет. Ты не берешь мои заметки. Он протиснулся в коридор вслед за разгоняющими врагов защитными ароматами, на пол потекла дождевая вода. Он вытащил последний отчет. - Ты пишешь всемирную историю?
- Что мне еще делать? Дождь не прекращается. Я не люблю, когда на меня льется вода. - Я это заметил. - Что?
- Ничего. Ничего. Одиночество расшатало мои нервы. Может, тебе стоит поработать над стилем своих речей? Дождь не может идти без конца.
- Не может и не идет. Каждые сутки льет только днем. Ты обратил внимание? Дождь идет только в дневное время. Почему погода так испортилась, Гаррет? Я хотел подкинуть ему идею насчет Кантарда и управления ураганами, но боялся, что он разразится новой безумной теорией. - Можно подумать, что сами боги мешают мне распространять правду. - Боги, пожалуй, мешают даже больше, чем смертные. Я промолчал, точнее, не успел ничего сказать. Брешущий Пес оцепенел. Глаза его округлились, дыхание участилось. Он поднял руку в жесте, призванном защитить его от сглаза. Он произнес:
- Чур меня! Чур! Чур! - и с визгом стал отступать к двери. - Это он! прохрипел Брешущий Пес. - Гаррет! Это он! "Он" был капитан Туп, который, широко разинув рот, стоял на пороге комнаты Покойника. Повернувшись к Амато, я увидел, как за ним закрывается дверь.
- Чур! Чур! - показывая пальцами рожки, сказал я. - Что это было? Туп спросил: - Что здесь делал Амато?
- Они с Покойником приятели. Встречаются и сочиняют истории про тайные сговоры. Удивительно, как они ладят друг с другом. Теперь ваша очередь. Откуда вы знаете Брешущего Пса? У Тупа дернулась щека. Вид у него был такой, будто он не знает, где находится.
- В ходе моей работы я был вынужден ограничить свободу мистера Амато как приспешника тайных махинаторов, кукловодов, дергающих за веревки судей и чиновников-марионеток. Я рассмеялся: - Вы его арестовали?
- Я его не арестовывал, Гаррет. Что бы он ни говорил. Я просто попросил его пойти и поговорить с человеком, которого огорчили его слова. Все было бы прекрасно, если бы он заткнулся хоть на минуту. Но, увидев лучшую в своей жизни публику, он не устоял и толкнул пламенную речь. Слово за слово, и мне пришлось отвести его к судье, чтобы его официально предупредили, что он может быть обвинен в клевете. Амато не успокаивался. У судьи Грома нет чувства юмора. Он не считает Брешущего Пса забавным c+(g-k, персонажем. Чем больше свирепел Гром, тем больше Амато распускал язык. Наконец Гром взбесился и дал Амато пятьдесят пять дней за оскорбление суда. И во всем виноват этот Пес. Как он ругался, когда его вели в Аль-Хар, вы в жизни не слышали такой ругани! Черт возьми, если бы он хоть тогда попридержал язык, я бы, возможно, скрепя сердце выпустил его. Но он обругал и меня.
- Другой взгляд на события, - сказал я. - Хотя его версия не особенно отличается. Он тоже говорит, что сам виноват. Туп усмехнулся, но мрачно. - Жаль, что не все наши бунтовщики так безобидны. - А?
- Принц полагает, что мы находимся на пороге хаоса; эта причина, среди прочих, заставляет его относиться ко всему так серьезно. По его словам, если Корона не проявит готовности в доступной и понятной форме выполнить общественный договор, заключенный ею с карентийским народом, мы вступим в период растущей нестабильности. Первым признаком этого будет появление в округе групп, осуществляющих самосуд. - В некоторых районах такие группы уже есть.
- Я знаю. Принц считает, что эти группы будут усиливаться и политизироваться. И это будет происходить быстро, если только Слави Дуралейнику не изменит счастье. Каждый раз, когда он оставляет нас в дураках, все больше патриотов направляется в Кантард, чтобы помочь укротить мятежника. Чем больше законопослушных граждан уезжает, тем меньше остается, чтобы поддерживать порядок здесь. Принц думает, что группы линчевателей могут объединиться в своего рода неофициальную милицию. А потом эти группы из-за политических разногласий начнут разбивать друг другу головы. - Ясно. Некоторые даже могут захотеть избавиться от теперешних властей. - Королевская семья может оказаться в одном ряду с уличными шайками. Я промолчал и очень этим гордился. В целом мы, карентийские обыватели, не проявляем интереса к политике. Мы хотим только, чтобы нас оставили в покое. Мы избегаем платить налога, но все-таки расстаемся с деньгами в надежде, что власти нас защитят. Немножко денег туда, немножко сюда, бандиты из налогового управления не отбирают всего. Насколько я могу судить, таковы традиционные отношения обычного гражданина с государством, если только этот гражданин сам не является государственным жуликом. Я сказал:
- Надо как следует присмотреться к этому принцу, если он действительно считает, что Корона - это. не только механизм для вытягивания денег из населения и кормежки привилегированных классов. Я вложил в свои слова слишком много язвительности. Туп не уловил, что я просто циник и зубоскал, а не бунтовщик. Он одарил меня чрезвычайно гадким взглядом. Я добавил:
- Возможно, мне стоило обратить больше внимания на басню о длинном языке Брешущего Пса. - Возможно, Гаррет. - Что вы делали там? Этот вопрос понятен каждому ветерану. А в Танфере все взрослые человеческие существа мужского пола, которые могут стоять на ногах, и множество тех, кто уже не может, - ветераны. Корона хорошо умеет лишь признавать всех мужчин годными для военной службы.