Едва ли момент был подходящим для этого: ведь жених девушки умер несколько часов назад. Но именно в ту минуту я почувствовал, что влюбился в нее. Сердцу не прикажешь, его не заставишь повиноваться принятым нормам приличия. Я ощущал чувство, какого не испытывал с того ужасного события, которое произошло четыре года назад. Моя жена, с которой мы прожили в браке всего три месяца, погибла в автомобильной катастрофе. Я бросил медицину, вернулся к своему самому первому увлечению в жизни — геологии, поступил в аспирантуру, которую мне пришлось оставить из–за того, что началась вторая мировая война. После этого я начал странствовать в надежде, что новая работа, иные условия помогут мне забыть прошлое. Не знаю отчего, но при виде темной головки, зарывшейся в мех моей парки, сердце у меня сжалось. Хотя у Маргариты были чудесные карие глаза, красотой она не блистала. Возможно, то было естественной реакцией на мою прежнюю антипатию к ней; возможно, сочувствием к постигшей девушку утрате, чувством вины за то зло, которое я ей причинил, за то, что я подвергал ее опасности: тот, кто знал, что я подозреваю ее, наверняка мог сообщить об этом девушке. Возможно, произошло это попросту потому, что в просторной, не по росту парке Джосса она выглядела такой маленькой, смешной и беспомощной. Наконец я перестал анализировать причины внезапно пробудившегося во мне чувства к девушке. Хотя я и был недостаточно долго женат, однако знал, что у чувств свои законы, понять которые не под силу даже самому проницательному уму.
Постепенно рыдания стихли. Девушка выпрямилась, пряча от меня заплаканное лицо.
— Простите, — проронила она. — И большое вам спасибо.
— Друзья плачут на этом плече, — похлопал я себя правой рукой. — Другое — для пациентов.
— И за это тоже. Но я имела в виду иное. Спасибо за то, что не утешали, не говорили, как вам жаль меня, не гладили по голове, приговаривая: «Ну не надо» или что–то вроде этого. Я бы тогда не выдержала. — Вытерев лицо, она поглядела на меня по–прежнему полными слез глазами, и у меня снова екнуло сердце.
— Что нам теперь делать, доктор Мейсон?
— Возвращаться в барак.
— Я о другом.
— Понимаю. Что я могу сказать? Я в полной растерянности. Возникают сотни вопросов, и ни на один из них нет ответа.
— А я даже не знаю всех вопросов, — с горечью проговорила стюардесса. Всего пять минут назад выяснилось, что это не был несчастный случай. — Она недоверчиво покачала головой. — Слыханное ли дело, чтобы под угрозой оружия сажали гражданский самолет?
— Я слышал о подобной истории. По радио. Месяц с небольшим назад. Дело было на Кубе. Несколько сторонников Фиделя Кастро вынудили приземлиться экипаж «Вискаунта». Только те выбрали местечко почище этого. По–моему, уцелел всего лишь один или два человека. Возможно, наши приятели, оставшиеся в бараке, и позаимствовали у них эту идею.
— Но почему… почему они убили полковника Гаррисона?
— Может, на него не подействовало снотворное, — пожал я плечами. Может, он слишком много видел или знал. Может, и то и другое.
— Но ведь… Ведь теперь им известно, что и вы видели и знаете слишком много. — Она глядела на меня такими глазами, перед которыми не устоял бы даже преподобный Смоллвуд, если бы вздумал громогласно бичевать порок.
Правда, мне было трудно представить этого проповедника громогласно бичующим порок.
— Неутешительная мысль, — согласился я. — Она не раз приходила мне в голову за последние полчаса. Пожалуй, раз пятьсот.
— Перестаньте! Вижу, вы перепуганы не меньше моего. — Ее передернуло. Давайте уйдем отсюда, прошу вас. Здесь так жутко и страшно. Что… что это?
— Голос ее сорвался на высокой ноте.
— Что вы имеете в виду? — Я попытался задать вопрос спокойным голосом, но нервно оглянулся. Пожалуй, и впрямь я перепугался не меньше, чем девушка.
— Снаружи донесся какой–то звук, — едва слышно произнесла она, впившись пальцами в мех моей парки. — Словно кто–то постучал по крылу или фюзеляжу.
— Ерунда, — оборвал я ее, но нервы у меня были натянуты как струна. Вы начинаете…
Я не докончил фразу. На сей раз я действительно услышал посторонний звук. Маргарита тоже. Она оглянулась в направлении звука, потом повернулась ко мне. Лицо напряжено, глаза расширены от ужаса.
Оттолкнув от себя ее руки, я схватил пистолет и фонарь и бросился бежать. В кабине пилотов я остановился как вкопанный. Ну какой же я дурак!