– Я уже сказала, я виновата. Только я опустилась на колени рядом с Джимми…
– Каким еще Джимми?
– Джимми Уотерман – помощник командира самолета. Я…
– Помощник командира? – прервал я ее. – Выходит, радиооператор – помощник командира?
– Да нет же. Джимми пилот. У нас три пилота. Бортрадиста в экипаже нет.
– Нет? – начал было я, но задал другой вопрос: – А кто же тот человек, который остался в помещении для отдыха? Штурман?
– В составе экипажа нет и штурмана. Гарри Уильямсон – бортинженер. Вернее, был бортинженером.
Ни бортрадиста, ни штурмана… Многое изменилось за эти несколько лет, после того как я совершил трансатлантический перелет на борту «стрейтокрузера». Не интересуясь больше составом экипажа, я кивнул в сторону разбитой рации:
– Как это произошло?
– Вставая, я задела стол, ну и… рация и упала, – неуверенно закончила она.
– Ах вот как, упала, – недоверчиво повторил я. – Передатчик весит полтораста фунтов, а вы его запросто смахнули со стола?
– Я его не роняла. Ножки у стола подвернулись.
– У него нет никаких ножек, – оборвал я ее. – Только кронштейны.
– Значит, кронштейны сорвались.
Я взглянул на Джосса, который прикреплял стол и устанавливал рацию.
– Могло такое случиться?
– Нет, – категорически возразил он.
Снова в жилом блоке воцарилась тишина. Напряжение, от которого все чувствовали лишь неловкость, стало почти невыносимым. Но я понял, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут, а только повредят. Рация разбита. Это конец.
Ни слова не говоря, я отвернулся, повесил на гвозди меховую одежду, снял защитные очки и рукавицы.
– Давайте взглянем на вашу голову и руку, – обратился я к мужчине с рассеченной бровью. – На лбу у вас довольно неприятный порез. Оставь пока рацию в покое, Джосс. Свари сперва кофе, да побольше.
В эту минуту по трапу спустился Джекстроу, который тоже с изумлением воззрился на разбитый передатчик.
– Знаю, Джекстроу, знаю. Потом тебе объясню, хотя и сам толком не понимаю, как это случилось. Будь добр, принеси несколько пустых ящиков из склада продуктов, чтобы было на чем сидеть. И бутылку бренди прихвати. Нам всем это окажется как нельзя кстати.
Едва я начал обрабатывать рану, как к нам подошел тот самый любезный молодой человек, который помогал мне спустить вниз раненого помощника командира. Посмотрев на него, я понял, что, возможно, он не настолько уж и приветлив, каким показался мне вначале. Я бы не сказал, что у него было враждебное выражение лица, но холодный оценивающий взгляд выдавал в нем человека, знающего по опыту, что сумеет справиться с любой ситуацией – как благоприятной, так и нет.
– Послушайте, – начал он без лишних слов, – не знаю, кто вы и как вас зовут, но мы благодарны вам за все, что вы для нас сделали. Весьма вероятно, мы вам обязаны жизнью. И признаем это. Нам также известно, что вы исследователь и приборы вам чрезвычайно необходимы. Так ведь?
– Так.
С этими словами я плеснул на рану йоду. Но пострадавший обладал выдержкой и даже глазом не моргнул. Затем я посмотрел на говорившего. Такого не следует сбрасывать со счета. За этим умным лицом скрывались жесткость и упорство. Подобные качества не прививаются в привилегированном колледже, который наверняка окончил этот молодой человек.
– Хотите еще что-нибудь прибавить? – поинтересовался я.
– Да. Мы полагаем… Виноват, я полагаю, что вы слишком грубы с нашей стюардессой. Вы же видите, в каком состоянии бедная девушка. Согласен, вашей рации каюк, и вы вне себя от злости. Но к чему срывать на ней свою злость? – Все это время мой собеседник говорил спокойно, не повышая голоса. – Радиопередатчик – вещь заменимая. И этот будет заменен, обещаю вам. Через неделю, самое большее через десять дней, вы получите новую рацию.
– Вы очень любезны, – сухо заметил я. Закончив перевязку, я выпрямился. – Мы благодарны за ваше предложение. Однако вы не учли одного. За эти десять дней все мы можем погибнуть. Погибнуть все до единого.
– Можем погибнуть… – Оборвав себя на полуслове, молодой человек сурово взглянул на меня. – Что вы хотите этим сказать?
– А то, что без рации, о которой вы говорите как о чем-то пустяковом, ваши шансы – наши шансы – уцелеть не так уж велики. По правде говоря, их вовсе нет. Саму по себе рацию мне совсем не жаль. – Я с любопытством посмотрел на говорившего, и в голову мне пришла абсурдная мысль. Вернее, поначалу она показалась таковой, но затем печальная истина открылась мне. – Кто-нибудь из вас имеет хоть малейшее представление, где вы сейчас находитесь?