Эбигейл также завернула кокос в джинсы и блузку, чтобы сделать ему подушку, что было мило, но даже они не смягчали твердую скорлупу кокоса. С таким же успехом она могла дать ему камень.
Устроив его поудобнее, Эбигейл собрала несколько кокосов, упавших с деревьев неподалеку, и оставила их ему, чтобы он мог поесть и попить. К сожалению, три из четырех кокосовых орехов, которые она нашла, треснули, упав с деревьев, и кишели насекомыми. Он с трудом открыл четвертый кокос. Было бы лучше, если бы ему позволили встать и найти камень, чтобы разбить кокосовый орех, но Эбигейл дважды кричала на него, когда он пытался подняться с постели, которую она ему сделала.
«Милый ангел, который стонал и вздыхал в его объятиях, оказался мегерой в качестве доктора», – решил Томаззо. Отказавшись от мысли о камне, он обошелся собственной грубой силой и все испортил, только разбрызгав кокосовую воду, когда, наконец, справился с поставленной задачей. Больше драгоценной жидкости попало на него, чем в него, и теперь его тело было неприятно липким и привлекало муравьев.
Пока Томаззо возился с кокосом, Эбигейл смастерила грубое копье, используя ножницы из аптечки первой помощи и ветку, которую она нашла во время поисков кокосов. Потом она поймала рыбу и развела костер, чтобы ее пожарить. Когда Томаззо разводил костер, ему пришлось тереть друг о друга два куска дерева. Но Эбигейл нашла водонепроницаемые спички в аптечке, и быстро разожгла огонь. Теперь она сидела на песке, на краю джунглей, в одной майке и трусиках, сжигая рыбу. Он чувствовал запах гари издалека, но она просто сидела, позволяя рыбе подгорать.
«Определенно наказывает», – со вздохом подумал Томаззо и посмотрел на свой пенис, который вскоре превратился в белый обрубок, торчащий между ног. На этот раз он выпирал, не потому что был в состоянии эрекции, а потому что Эбигейл завернула его в марлю, а затем обернула вокруг него металлическую шину, прежде чем закончить еще одним слоем марли. По ее словам, шина должна была защитить его от удара. Однако это выглядело так, будто у него был китовый пенис. Хотя не совсем так. Пенисы китов достигали почти восьми футов в длину. Так что лошадиный пенис был, наверное, более правильным примером. Как бы то ни было, теперь он казался вдвое больше, чем был на самом деле, и был чрезвычайно тяжелым.
Томаззо понятия не имел, что ему делать, когда придет время облегчиться. Идея снять марлю и шину, только чтобы настоять на ее замене, не была привлекательной. А Томаззо и так был очень несчастлив. Мало того, что ему было больно и неудобно, так еще ее настойчивое требование, чтобы он лежал здесь и выздоравливал, не приближало его к облегчению дискомфорта и боли. Все, что ему нужно было – кровь, и тогда с ним все будет хорошо. Судороги в теле прекратятся, пенис вернется в нормальное, счастливое состояние, и Томаззо станет прежним, сильным и здоровым. Но Эбигейл даже не рассматривала его предложение продолжить путь. Сегодня он должен был отдохнуть. Завтра они продолжат свое путешествие, если она сочтет его достаточно хорошим для этого.
Когда он перестал предлагать и решительно настоял, чтобы они продолжили свой путь, Эбигейл упала на задницу в песок и сказала «Хорошо». Ему пришлось бы идти без нее, потому что его спутница жизни даже не сдвинулась с места. Томаззо не мог оставить ее здесь одну, поэтому неохотно уступил требованиям Эбигейл. Один день отдыха, и они снова отправятся в путь. Он только надеялся, что этот день отдыха не ухудшит его состояние, хотя трудно было представить, что ему станет еще хуже, чем сейчас.
Поморщившись, Томаззо снова взглянул на Эбигейл и не мог не заметить, что, хотя он был несчастен, она, казалось, была в своей стихии. Уход за его ранами каким-то образом поднял ей настроение. Она превратилась в эту властную маленькую динамо-машину, суетящуюся и делающую все возможное. «Она рождена, чтобы быть врачом», – подумал он и решил, что, как только все закончится и уладится, он позаботится о том, чтобы она окончила медицинскую школу и стала тем врачом, которым ей суждено быть. Он позаботится об этом, даже если она не согласится стать его спутницей жизни. Она это заслужила.
Подбородок Эбигейл упал с руки, которую она положила на колени, и она проснулась, вздрогнув, нахмурившись, когда почувствовала запах гари в воздухе. «Черт. Рыба», – подумала она и быстро сняла ее с огня. Она задремала, пока готовила ее, и немного перестаралась.
– Черт побери, – пробормотала Эбигейл, но потом вздохнула и пожала плечами. Это было не так уж плохо, не совсем подгорела, по крайней мере, не везде. Им просто придется довольствоваться этим.
Поднявшись на ноги, она быстро засыпала костер песком и отнесла шампур с рыбой туда, где отдыхал Томаззо.
– Вот мы и пришли. Боюсь, я задремала, и она стала немного более хрустящей, чем мне хотелось бы. Только не ешь черные кусочки. Остальное должно быть съедобно, – весело сказала она, протягивая ему шампур.
Томаззо с сомнением посмотрел на подношение, потом посмотрел на нее и спросил: – А как же ты?
– Вообще-то я не голодна. Хотя я устала, так что, думаю, просто вздремну, – ответила она, подавляя зевок.
– Тебе нужно поесть, – настаивал он, когда она устроилась на чистом песке недалеко от него. – И тебе нужно попить.
– Позже, – пробормотала Эбигейл, подавляя очередной зевок, упала на бок и сонно свернулась в клубок. Они не так долго были на ногах, но уже устала. Смертельно устала. Она услышала, как Томаззо что-то сказал, но это было просто «бла-бла-бла» на заднем плане, когда она заснула.
Томаззо уставился на спину Эбигейл и нахмурился. Он был совершенно уверен, что она заснула в середине его лекции, что ей нужна еда и питье, чтобы сохранить силы для их путешествия. «Наверное, именно недостаток пищи и жидкости вызывает у нее изнеможение», – раздраженно подумал он. Она почувствует себя лучше, если поест.
Томаззо взглянул на шампур, который все еще держал в руке, потом поднял его выше и сел. Когда он справился с задачей без ужасной агонии, стреляющей из паха, он облегченно вздохнул и затем продолжил подниматься на ноги. Это было не так безболезненно, как просто сидеть. Бинт и шина сдвинулись от его следующего усилия, и он сделал глубокий вдох, когда боль пронзила его. Честно говоря, с агонией, в которой находилось все его тело, он был удивлен, что боль в паху была такой мучительной. Но остальные боли, терзавшие его тело, были ничто по сравнению с болью в пенисе. Он даже забыл о них, когда его снова пронзила боль.
Это заняло некоторое время, но Томаззо сумел подняться на ноги и направиться к Эбигейл, двигаясь почти как утка, так чтобы его придаток не пострадал. Однако, подойдя к ней, он испытал огромное облегчение.
– Эбигейл. – Присев рядом с ней на корточки, он толкнул ее в плечо.
Она сонно пробормотала что-то, но не пошевелилась.
Нахмурившись, он снова толкнул ее. – Тебе нужна еда.
В ответ она что-то неразборчиво пробормотала, и Томаззо попробовал еще раз, на этот раз, убрав волосы с ее лица. Он сделал паузу, когда почувствовал тепло, исходящее от нее. Томаззо не был экспертом по смертным, но она казалась ему очень теплой. Это было не слишком опасно, но он подозревал, что у нее небольшая температура.
– Эбигейл, – сказал он с беспокойством, пытаясь перевернуть ее.
– Уходи, – пробормотала она, слепо протягивая руку, чтобы оттолкнуть его, и попала по его завернутому, как мумия пенису.
Томаззо издал оглушительный стон, выронил рыбу и упал на песок, когда его пронзила очередная агония. Он лежал на спине, сам не зная как долго, согнув ноги в коленях и держа руки по обе стороны, не осмеливаясь прикоснуться к забинтованному пенису, а звезды взрывались за его плотно закрытыми глазами. Когда боль, наконец, отступила, у него хватило присутствия духа открыть глаза и оглядеться. Эбигейл не пошевелилась, шампур с рыбой наполовину зарылся в песок, и наступила ночь.