Мы начинаем пикирование на танки. Я чувствую, как растут перегрузки; несмотря на скафандр, тело сдавливают невидимые клещи, особенно сильно живот и шею. В прицеле танк. Я выпускаю ракету. Ослепительная вспышка, потом дым на миг закрывает от меня цель.
Я выхожу из пике. Машина послушна каждому моему движению, а вот сердце выдерживает с трудом: оно, кажется, вот-вот выскочит из груди.
А на вражеские танки заходят все новые и новые эскадрильи «мигов». Разумеется, вместо настоящих танков на местности макеты, но они прикрыты такой же броней, как и американские танки.
Но «синие» тоже не бездействуют: они обстреливают нас ракетами и из зенитных орудий, а чуткая кинофотоаппаратура точно фиксирует на пленке все попадания, и после учения на разборе мы узнаем, кто из нас оказался сбитым, а кто уцелел. На обратном пути к аэродрому на нас нападают истребители «синих». Завязывается воздушный бой, опять-таки на кинофотоустановках. В ходе боя нам удается отбить нападение самолетов противника. А ниже нас наши вертолеты ведут борьбу с вражеской пехотой.
Но поскольку это только учение, все его участники не испытывают того страха, который вольно или невольно им пришлось бы испытать в настоящем бою.
На небе появляются легкие кучевые облака. Мы летим над ними. Над Карпатами — грозовые тучи.
«Интересно, когда человека охватывает страх? — возникает у меня мысль. — То ли тогда, когда он чувствует, что над ним нависает угроза, то ли тогда, когда он пытается ускользнуть от этой опасности?
Как мы будем себя чувствовать, когда на нас вместо кинопулеметов будут нацелены ракеты с атомной боеголовкой?..»
Под крылом самолета — сплошная облачность. Осень. Не за горами частые дожди, непогода.
А ведь с чувством страха человек может не расставаться ни на минуту. Ну, например, если думать о том, что дом, в котором ты живешь, вдруг может рухнуть, или машина, на которой ты ездишь, неожиданно будет сбита другой машиной, или же ты ни с того ни с сего заболеешь раком, или тебя хватит инфаркт. Так чем же отличается тогда летчик от человека, который не летает, а ходит по земле? Самое главное — держать себя в руках, не распускаться, не дать страху взять верх над здравым смыслом.
Но если на нас захотят напасть и уничтожить, тогда мы должны, обязаны защищаться. Обязаны защищать родную землю от врагов. Тогда-то я и мои товарищи — Шагоди, Черге и многие другие — поднимутся в воздух, чтобы сражаться за свой дом, свою семью, за родной город — одним словом, за Родину.
Мы выполнили поставленную перед нами задачу и возвращались на свою базу. Впереди — Черге, справа от него — я, слева Шагоди. Мы с Шагоди были друзьями. Когда же мы поднимаемся в воздух, становимся боевыми товарищами. И сразу между нами нет ни злости, ни ненависти, ни пренебрежения. Сейчас мы летим на дозвуковой скорости, летим спокойно, и радиомаяк посылает нам свои сигналы. Черге первым сажает свою машину на землю, за ним Шагоди, потом я.
Я выпускаю шасси. Серая взлетно-посадочная полоса растет и приближается с каждой десятой долей секунды. Еще мгновение — и за хвостом быстрокрылой машины раскрывается купол тормозного парашюта. Все тело сковано. Внимание сосредоточено на стрелках приборов. Работают руки, ноги, мозг.
А еще через мгновение машина уже спокойно катится по бетонной полосе. Стихает грохот турбины. Я снимаю кислородную маску. К самолету подбегают техники и делают то, что им положено. Пахнет резиной и бензином.
Я вылезаю из кабины и на миг присаживаюсь на нижнюю ступеньку лестницы, усталыми движениями руки массирую лицо. Я уже нахожусь в совершенно другом мире — на земле, где все иначе, чем в воздухе. Я смотрю на медленно передвигающихся солдат, на ангары с открытыми настежь дверями, на плавно вертящуюся антенну радара. От недавней скорости не осталось и следа. Все течет медленно, размеренно, спокойно.
Ко мне подходит старший техник-лейтенант Барца и спрашивает:
— Ну как, все в порядке? Турбина?
Я киваю. Капитан Береш проверяет вооружение. На минуту он выглядывает из кабины, сдвинув фуражку на затылок.
— Чего бы вы стоили, пилотики, без ракет и пушек? — садится он на своего любимого конька. — Надеюсь, наконец-то вы поняли, что ваша турбина только для того и существует, чтобы поднять вооружение на нужную высоту и доставить в нужное место…
Я иду в душевую. Моюсь, переодеваюсь и иду домой; Дома меня ждет Марта. Я интересуюсь состоянием здоровья тестя. Оказывается, его снова увезли в больницу, снова хотят оперировать. Я машинально ем, что мне дает жена, а мысли мои заняты танками, которые мы громили.