— Но ведь нас бомбят, — перебила Магда доктора.
— О, это совсем другое. Жертвой первого воздушного налета была тысяча человек. За какие-нибудь полчаса был уничтожен один процент населения. Самолеты улетели, сделав свое дело.
Доктор замолчал. Тем временем они пришли на улицу Эстергом.
В голове у девушки промелькнула мысль: «А что же я скажу доктору? В конце концов ему нужно будет что-то сказать. А если он мне не поверит? А найти другое место для группы будет очень трудно».
— Этот город нужно было сдать противнику. Не только этот район, а весь Будапешт. Бесчеловечно прятаться за спины женщин и детей… А если сдать его без боя, тогда удастся избежать ненужного кровопролития. Тогда в город войдут части, которые будут вести себя совсем не так, как ведут солдаты, взявшие город боем… Когда на глазах у солдата убивают его лучшего друга… А эти русские дивизии идут с берегов Волги и из-под Москвы. Они прошли по обезображенной гитлеровцами родной земле и горят желанием отомстить врагу за все. И теперь оказывается, что противником русских являемся мы, венгры, которых они и должны уничтожать.
Доктор остановился, повернулся к девушке и продолжал уже спокойным тоном:
— Боюсь я, Магдушка. Не за себя боюсь, не за свою жизнь… Нет. И не русских я боюсь, нет…
— Советской Армии, господин доктор…
Доктор сделал рукой резкий жест и продолжал:
— Знаю. Вы еще молоды… Пропаганда и действительность — не одно и то же. Все равно. Мы это заслужили.
— Но все же вы, господин доктор, никуда не бежали, остались в городе…
— Пошли, — перебил ее доктор. — Время дорого.
Теперь Магда шла впереди. На площади Петефи они обошли обломки сбитого самолета. Прошли мимо таблички с надписью: «Неразорвавшиеся бомбы! Опасно для жизни!»
— Не бойтесь! Здесь никаких бомб нет, — шепнула девушка Радаи.
Они вошли в полуразрушенный дом. По ступенькам спустились в подвал. Кто-то шел им навстречу:
— Это ты, Магдушка?
— И доктор тоже.
Кто-то протянул доктору руку и повел его за собой.
— Еще две ступеньки, господин доктор. Осторожно!
Вошли в какую-то дверь. Под ноги доктора посветили карманным фонариком.
Они прошли в помещение. На столе стоял фонарь «летучая мышь». За столом сидело человек пять-шесть солдат. Двое склонились над лежащим на матраце.
Доктор подошел к раненому. Стал щупать пульс. Раненый был без сознания.
— Посветите мне.
Откинув одеяло, доктор увидел, что нуждающийся в его помощи человек был ранен отнюдь не в ногу, как говорила Магда. Живот раненого был перевязан бинтом, который насквозь пропитался кровью.
— Помогите мне кто-нибудь, — сказал доктор, снимая с себя пальто, пиджак. Засучив рукава сорочки, достал из чемоданчика вату, спиртом протер руки. — Поднимите раненого повыше, чтобы я мог осмотреть спину.
Шаньо осторожно подняли. Он открыл глаза и вскрикнул от боли.
— Шаника, потерпи немного, здесь доктор, он тебе поможет, — ласково проговорил один из солдат.
Доктор обработал рану.
— Можете осторожно положить больного.
— Пуля прошла навылет, в теле ее нет, — заметил один из солдат.
— Это мне ясно.
Радаи достал из чемоданчика шприц, а из кармана — ампулу морфия. Сделал раненому укол в руку.
— Сейчас ему станет легче.
Раненый забылся и уснул.
— Доктор, рана не опасна? — спросила Магда. — Ведь пуля вышла.
Доктор промолчал. Уложив инструмент, оделся.
— Будьте добры, проводите меня, — попросил доктор высокого солдата.
Магда тоже пошла провожать доктора. Во дворе они остановились.
— В больницу мы его положить не можем, — начал объяснять солдат, — его ранил гитлеровец. Мы просим господина доктора…
— Вы нам скажите, как за ним нужно ухаживать и… — перебила его Магда.
— Раненый не выживет, умрет, — сказал Радаи. — Пуля пробила печень, перебила кишки и даже аорту. С таким ранением его не спасут ни в одной больнице, так что пусть вас совесть не мучает. Я впрыснул ему морфий, чтобы хоть немного облегчить его страдания.
Настала тишина. Первым заговорил солдат:
— Магда, ты иди обратно, а я провожу доктора.
— Не беспокойтесь, я найду дорогу.
— Нет, я провожу вас до площади.
Солдат и доктор пошли.
— Я, господин доктор, вместе с вашим сыном служил в саперном батальоне, — заговорил солдат. — Сдружились мы с ним, хотя и был он вольноопределяющимся. Ваш Роби мне очень нравился.