Ничего не добившись от Ситаша, полевая жандармерия передала его дело в военный трибунал. Вести расследование по этому делу было трудно, так как советские войска полностью замкнули кольцо вокруг Будапешта, и тут было не до расследования. В городе то и дело проводились облавы.
Операция «Молот» провалилась, так и не начавшись, а группы Сопротивления потеряли всякую связь с советскими войсками. Группа Хамоша распалась на совсем маленькие группки, которые, разумеется, не могли проводить крупных операций.
Бодолаи, Ситаша и его жену жандарму расстреляли. Тевиш умер во время допроса за день до казни. Четыре трупа привезли на площадь к зданию магистрата и выставили для устрашения, повесив каждому на грудь дощечку с надписью: «Так будет с каждым предателем родины!»
Спустя четверо суток после казни отцу Ситаша разрешили забрать трупы. Он закопал их у себя во дворе.
5
В ту ночь Лаци Мартин спал плохо: сильно хотелось есть. После роспуска группы Лаци и Бордаш нашли себе новое убежище неподалеку от озера на самой окраине. Консервы, которые им принес Ситаш, кончились.
Выполняя приказ о сохранении конспирации, ребята ни с кем связи не искали. Магда тоже потеряла их след.
— Так оно, может, и лучше, — пробормотал Франци — По крайней мере ни за кого не нужно отвечать. Как-нибудь перебьемся до прихода русских товарищей…
Вот уже несколько дней подряд земля содрогалась от взрывов. Русские обстреливали город артиллерией, бомбили.
— Не понимаю, чего они так долго копаются! — нервничал Франци. — Русская артиллерия — самая лучшая в мире, а «катюши»…
— Тогда бы они разбили город в пух и прах, похоронив под развалинами все мирное население, — заметил Лаци. — Видимо, в Москве тоже думают о венграх. Русские не забыли, что тысячи венгров-интернационалистов принимали активное участие в Октябрьской революции и в гражданской войне.
— Пустой разговор, дружище, война есть война…
— Только не скажи, что союзники русских правильно поступали, когда сбрасывали тонные бомбы на рабочие кварталы…
— Я не говорю, что они правильно делали. Хочу только заметить, что мы с тобой умрем здесь от голода…
Однажды ребятам повезло. Гитлеровские самолеты сбросили своим окруженным войскам продовольствие на парашютах: шоколад и витаминизированную пастилу. Ребятам удалось прихватить кое-что, но за свою дерзость они чуть было не поплатились: к месту падения грузов на мотоциклах подъехали полевые жандармы и ребята с трудом унесли ноги.
Как ни экономили они, скоро кончился и шоколад.
— Придется залезть в какой-нибудь магазин, — предложил Лаци.
— Ерунда, гитлеровцы давным-давно все забрали, — Франци недовольно махнул рукой.
— У тебя все ерунда, что бы я ни сказал…
Завязался спор.
— Ладно, поговорим утром, — бросил Франци, натянув одеяло на голову.
Лаци ворочался на своем тюфяке, ругая про себя друга за зазнайство.
Утром Лаци встал рано. Вышел во двор. Его так и подмывало оставить Франци, даже не попрощавшись с ним.
Вдруг он услышал шум приближающегося автомобиля. Осторожно выглянул из-за кучи кирпичей и обломков.
Перед большой воронкой от авиабомбы автобус остановился. Из него стали выходить жандармы.
Лаци побежал за Франци. Тот, схватив под мышку шинель и брюки, в одном нижнем белье выскочил во двор.
Было ясно, что кто-то выдал их. Но видимо, жандармам сказали только название улицы, и вот теперь они осторожно продвигались от одного разрушенного дома к другому. К счастью, развалин было так много, что Франци и Лаци без особого труда перебегали с одного места к другому незамеченными.
Миновав несколько улиц, они забежали в часовню. Там Франци оделся.
— Не будь мимозой, — сказал он, — если нам удастся вырваться отсюда.
Лаци пошел к тетушке Линде на улицу Ловаш, у которой он уже скрывался однажды вместе с Йене Риго.
Добрая старушка без лишних расспросов приняла парня. Сама сходила к Магде. Та принесла Лаци гражданский костюм. На кухне тетушки Линды Лаци провел двое суток.
А как медленно тянулись эти сутки! Казалось, они никогда не кончатся. Через два дома артиллеристы установили орудие и били из него; от грохота, казалось, лопнут барабанные перепонки.
«К концу войны все артиллеристы оглохнут, — думал Лаци. — Как это стало с дядюшкой Йошкой, который был номером у 320-миллиметровой гаубицы».
Стекла в окнах дома звенели. Немецкой артиллерии отвечала советская. Снаряды рвались неподалеку.