Они долго стояли неподвижно. Потом девушка снова выглянула на дорогу и сказала:
— Ушли в сторону Дуная.
Добрый час блуждали они по кукурузе. Все трое промокли до нитки, по спинам струйками лилась вода. Потом забились в заброшенную сторожку и немного пообсохли.
— Теперь нужно дождаться вечера, в таком виде на поезд садиться нельзя.
Закусили салом, выпили остатки наливки.
— Я знаю, куда нам теперь идти! К Марци Папиру! — вдруг радостно воскликнул Йене.
— Куда?
— К моему дяде Мартону Папиру, а попросту все мы зовем его Марци Папир. Он главный швейцар в одном особняке.
— Не сходи с ума, я такого не знаю.
— Да успокойся, — проговорил Йене, — живет он в Буде, на улице Пашарети. Марци Папир главный швейцар страхового общества «Фортуна», кроме того, он смотритель личной виллы директора. Сам он живет в полуподвале, тетушка Бориш помогает служанке. Зимой дядюшка Марци топит еще и котельную. Места у него достаточно, и мы до скончания века можем жить у него, как у Христа за пазухой.
— Тебя, возможно, и примут, но что скажут по поводу меня? — спросил Лаци.
— Что скажут, что скажут… Что они могут сказать? — Йене недоуменно пожал плечами… — Марци Папир — добродушный задунайский крестьянин, который перебрался в город и сделал там карьеру. Конечно, он угождает господам, за что и получает приличные деньги, как главный швейцар, имеет бесплатную квартиру. Одним словом, сидит в кастрюле с мясным бульоном, только успевай хлебать.
— И боится, что вдруг все переменится, — наметил Лаци.
— Точно.
— Тогда чего же мы от него хотим? — с раздражением спросил Лаци.
— Я тоже не все понимаю, — сказала Магда.
— Подождите, я еще не кончил. Я хорошо знаю среду, в которой вырос сам. У нас в крестьянстве все обстоит просто. Крестьянин знает, что существует мир, в котором он должен жить, а чтобы выжить, надо быть ловким, хитрым и умным, надо как-то вылезти из нищеты, воспитать детей, обучить их ремеслу — одним словом, сделать так, чтобы и они вышли в люди. — Разгоряченный недавно выпитой наливкой, Йене говорил с воодушевлением, энергично жестикулируя руками. — Как вам объяснить? Наша жизнь сильно отличается от вашей, вы пришли из рабочей среды, вы пролетариат, у вас есть классовая солидарность, которая вас сплачивает, объединяет, а у нас, крестьян, каждый в одиночестве охотится за своим счастьем. Я протестант, для меня вера значит очень много. Дядюшка Марци начал ходить в церковь тогда, когда узнал, что и господин регент тоже протестант. У нас, протестантов, очень ценят товарищество, дружбу. Семья, родственники для нас — самое святое на свете. Семья — пробный камень для человека. Если надо, ради тебя сделают все, но и ты в любое время должен быть готов пожертвовать для других всем. И если я сегодня вечером постучусь к ним в дом и скажу: «Дядюшка Марци, я был вынужден уйти из дому, так как получил повестку, а служить в хортистской армии не собираюсь. Вот я с другом и хотел бы остаться у вас, так как идти нам больше некуда…» В ответ мы можем услышать только одно: «Брат мой, сам господь привел вас в мой дом…»
— Еще и хлопать в ладоши будут от радости, — съехидничал Лаци.
— Нет, хлопать они не станут. Они будут беспокоиться, переживать, но железный закон семьи не позволит им отказать нам в гостеприимстве. Они будут дрожать от страха, чтобы о нас ничего не узнал директор, чтобы служанка не видела, но каждый день будут уверять нас в том, как хорошо, что мы находимся именно у них, и куда бы мы без них делись… И Марци Папир каждый день будет ломать себе голову над тем, как бы извлечь и из нас какую-нибудь пользу. Потом он догадается, как сильно мы ему пригодимся, когда сюда придут русские.
— Не очень привлекательная ситуация, — заметил Лаци.
— Но это лучше, чем попасть в лапы полицейским, — добавила Магда.
Когда стемнело, друзья отправились дальше. Без приключений добрались до железнодорожной станции. В затемненном вагоне никто не обратил на них никакого внимания. Правда, рядом стоял солдат-эсэсовец. Он молча курил, и папироса временами освещала его холодное лицо с бесцветными глазами. Лаци раздражало такое соседство.
«Черт бы побрал этого эсэсовца! — подумал Лаци. — Шел бы он своей дорогой, или, может быть, нам перебраться подальше от него, но это может вызвать подозрение…»
На миг Лаци представил, что этот тип на ближайшей остановке может позвать полицейских или просто вытащит пистолет и задержит их.
От одной только мысли об этом Лаци бросило в жар.
— Здесь очень душно, — прошептал он Магде.