Выбрать главу

Это был Сантоди-Чукаш, в руках которого была судьба целого города. Он не сбежал на Запад, спасая собственную шкуру, а остался в городе, считая, что должен погибнуть под развалинами вместе с остальными. Но гитлеровцы бежали из города, даже не предупредив его об этом, а умирать смертью героя-одиночки в городе, взятом русскими войсками, у него не было ни малейшего желания.

Его нашли под шезлонгом в квартире Ленке. Служащие городского магистрата потом долгое время рассказывали, покатываясь со смеху, о своем бывшем бургомистре, которого вытащили из-под шезлонга. Рассказывали и те, кто еще вчера готов был лизать бургомистру пятки.

Хайагош остановился и долго смотрел на толпу, которую гнали на работы, и среди этой безликой толпы как простой уголовник плелся Сантоди-Чукаш, который еще совсем недавно верхом на коне ездил в магистрат, и горе тому зазевавшемуся мальчишке, который вовремя не успевал убраться с дороги: хлыст бургомистра безжалостно опускался на его спину.

Это был тот самый Сантоди-Чукаш, руки которого были испачканы кровью Абеля. Именно здесь, в кафе «Урания», что на другой стороне улицы, Чукаш говорил прошлой осенью ему, Хайагошу:

«Вчера прибыла искусственная пряжа. Как ее распределить? Всем все равно не хватит. Товар хороший, но очень уж его мало. Уж кто наверняка не получит ни грамма пряжи — так это Абель. И зачем вы знаетесь с этим мерзавцем?..»

Бургомистр прекрасно знал о той ловушке, которую жандармы готовили Абелю. Но и он сам тоже расставлял ловушки. Однажды бургомистр зашел к Хайагошу в лавку и со смехом сказал:

— Ну, друг мой Пал, судьба твоя решена. Принято решение сделать из тебя представителя одной солидной организации.

Как хорошо, что он тогда не принял это предложение, а то брести бы теперь ему в этой толпе да таскать весь день бревна для строительства моста через Дунай.

Сантоди-Чукаш заметил Хайагоша. Он впился в него взглядом, который, казалось, говорил: «Вот видишь, до чего мы докатились, я стал мучеником… жертвой…»

И бывший бургомистр заученным жестом приподнял шляпу, приветствуя Хайагоша.

И в тот же миг полицейский, шагавший рядом с ним, влепил Сантоди-Чукашу здоровенную оплеуху.

— Мать твою так, ты что, думаешь, что ты все еще бургомистр, а?!

А Хайагош все смотрел на проходивших мимо него арестованных. В задних рядах заметил знакомого священника.

Ну и силен же новый начальник полиции, этот Фрезлер! С ним, видать, шутки плохи! Но все же вести священника вот так по улице вместе с другими арестованными вряд ли имеет смысл. Да и Сантоди-Чукаша тоже.

Хайагоша бросило в жар. Нет, во взгляде бывшего бургомистра не было ни тени насмешки, когда он приподнял шляпу.

На заседании Национального комитета выступил Радаи. Он заявил, что только что получено известие от заготовителей, которые собрали в области Бекеш два вагона продовольствия. Вся загвоздка в том, как это продовольствие доставить в столицу. Если подполковник Гладков даст грузовики, все будет в порядке. Хайагош, как председатель, объявил заготовителям благодарность и предложил послать к советскому коменданту делегацию во главе с товарищем Фюлепом.

Хайагош еле дождался перерыва. Отведя в сторонку Радаи, он тихо сказал:

— Послушай меня, дорогой доктор, ты можешь достать пенициллин?

— Насколько мне известно, в настоящий момент в Венгрии пенициллина нет. Разве что у советского командования…

— А это правда, что им можно вылечить сифилис?

Радаи рассмеялся:

— Проводили эксперименты, и не безрезультатно… Но тебе-то зачем он понадобился? Уж не схватил ли ты чего?

— Да нет! Я вот думаю, если этим лекарством можно вылечить даже сифилис, тогда оно наверняка вылечивает и от других болезней… Ведь жена тяжело больна. — И Хайагош схватил доктора за пуговицу пиджака. — Хоть из-под земли, но достань мне пенициллин, дорогой доктор!

— Твоей жене пенициллин не поможет, — ответил доктор. — Я тебя, Петер, прекрасно понимаю, но пенициллин в данном случае бессилен.

Хайагош стоял опустив голову. Потом повернулся и поплелся в коридор.

После совещания Радаи сразу же пошел на службу. Несколько наиболее важных управлений магистрата, здание которого было разрушено, расположились в здании женской гимназии. В магистрате почти каждый день появлялись новые сотрудники, заводились новые дела, требовавшие скрепления подписью и печатью бургомистра. Ежедневно проводилось по нескольку совещаний и собраний, на которых должен был присутствовать бургомистр, нужно было принимать множество делегаций с заводов и фабрик, слушать выступления и самому выступать. К вечеру голова у Радаи раскалывалась на части.