Лаци пришлось видеть и озверевших гитлеровских солдат. А теперь ему посчастливилось встретить жизнерадостных, здоровых, хорошо вооруженных советских солдат, которые принесли венгерскому народу свободу.
Перед зданием партшколы Лаци остановился, посмотрел на фанерный стенд, укрепленный красной звездой, на который обычно вывешивали стенную газету. Газеты еще не было. Почему Жужи не вывесила ее? Фюлеп наверняка давно уже пришел, а когда ему дают газету на просмотр, он никогда не задерживает ее.
«Неужели Жужи оказалась права?» — подумал Лаци, входя в секретариат. Жужи была на месте и разбирала какие-то бумаги. Увидев Лаци, она как-то странно посмотрела на него и сказала:
— Заходи, Фюлеп тебя ждет.
— Подождет. — Лаци скривил рот. — Он не мой начальник.
Это была правда и неправда. Лаци с утра и до позднего вечера пропадал в партшколе, зарплаты не получал, работал бесплатно, а такому, как ему казалось, никто не может приказывать, но в то же время он был коммунистом, а для коммуниста партийная дисциплина прежде всего.
Фюлеп сидел за столом и сворачивал цигарку. Прядь волос упала ему на лоб, из-под которого на Лаци смотрели умные глаза.
— Где пропадал, Лаци? Как дела?
— У бургомистра.
— По партийным делам?
— Нет, по личным. Я хочу… одним словом, я женюсь…
— На Магде?
— Да.
Фюлеп помолчал немного, потом протянул Лаци портсигар и сказал:
— Закуривай…
Лаци ловко скрутил цигарку. Этому искусству он научился у Франци, когда они прятались по подвалам.
«Интересно, что задумал секретарь? — промелькнуло у Лаци в голове. — Уж не говорил ли он об этом с Шухангом. Тот ведь считал, что женитьба будет только лишней помехой для работы: женатый человек уже не тот работник, мысли его часто заняты домом и семьей. Но Фюлеп не Шуханг. Он образован, воспитан, лучше понимает людей. Но почему тогда он улыбается?»
Лаци захлопнул портсигар и спросил:
— А ты что скажешь на это, дядя Йошка?
— Что я скажу? А то же, что сказал бы ты, когда я вместе с Магдой пошел бы в загс?..
Лаци тяжело вздохнул и сказал:
— Остроумнее ничего не придумал?
— Я сейчас в остроумии не упражняюсь, — уже серьезно отрезал Фюлеп.
— Удивляюсь.
— Я не хочу, чтобы ты советовал мне не совать свой нос в твои дела.
— Понятно.
— Что я могу тебе сказать, если ты готов вместо меня направлять всю политику в городе. — В руках у Фюлепа была статья, в которой Лаци раскритиковал Хайагоша. — Кто тебе поручал писать такую статью?
— Но… я думал, что… я слышал, что… А разве я не являюсь редактором стенной газеты?
— Послушай, ты, умник… Я являюсь секретарем партийной организации, однако могу делать только то и так, как постановила парторганизация. А если мы с тобой будем вывешивать подобные статьи для общего обозрения, то нам с тобой такого пинка дадут под одно место, что мы будем катиться до Великой китайской стены.
— Я ведь и на завод могу вернуться, — сказал Лаци. — Кстати, Репце уже звал меня обратно.
— Разумеется, там и пайки дают, а будущему главе семьи нужно думать о будущем…
— Не об этом речь. Но ты мне ответь: выступал Хайагош с нападками против Фрезлера или не выступал? Пытался он освободить из-под стражи священника Ковальски или не пытался?..
— Я, дружище, лично присутствовал на том совещании и должен тебе сказать, что у Хайагоша более острое политическое чутье, чем у Фрезлера. Мы еще должны поблагодарить его за то, что он предупредил нас об опасности антикоммунистической пропаганды в адрес коммуниста — начальника полиции.
Стало тихо. Лаци не знал, что сказать. Он любил и уважал Фюлепа, и вот теперь попал в такое неудобное положение. Да и что ему можно сейчас сказать? Пообещать, что впредь он будет более осторожным?.. Смешно! Да Фюлепу такие обещания и не нужны.
— Надоело мне порядком, дружище, постоянно исправлять ваши ошибки, — рассерженно сказал Фюлеп. — Я с большим трудом разыскал этого Хайагоша, вырвал его из рук озверевшего Лёринца Рабица, а ты тут начинаешь подкапываться под него, нанося тем самым удар по фронту единства. А кого я завтра найду на место Хайагоша? Кого?
— Почему «постоянно»?.. Я, например, споткнулся первый раз, — возразил Лаци.
— Если бы ты один такой был… Ты представь себя на моем месте… Я, как угорелый, мчусь в Дебрецен за Хайагошем. К счастью, встречаю там знакомого в секретариате, вместе с которым в свое время сидел в тюрьме… А какой-то Рабиц всех называет оппортунистами, угрожает, но мне все же удается вырвать Хайагоша. Тут появляешься ты со своей статьей. Хорошо еще, что у Жужи больше здравого смысла, чем у тебя, а то быть бы беде. А завтра мне снова нужно ехать в Дебрецен, помогать освобождать уже самого Лёринца Рабица.