Я принадлежу к числу людей, которые с трудом расстаются со своими привязанностями. Я люблю свою комнату, свои вещи и еще больше людей, к которым я привык. После гибели Пети Шагоди стал для меня еще дороже. Теперь нас было уже не трое, а только двое, а один друг дороже и ближе, чем два. Но в то же время к этому одному предъявляются и бо́льшие требования. Каждому его замечанию, каждому жесту я начинаю придавать бо́льшее значение. Я жду, что он заменит мне и Петю.
Мы часто встречались с Шагоди, как и раньше. Вот и вчера он был у нас дома. Пришел вечером после ужина.
Марта попросила меня сварить кофе, так как хороший кофе может сварить только мужчина. Я открыл бутылку черешневой палинки, которую Шагоди предпочитал всем другим напиткам. Он говорил, что чище черешневой палинки нет ни одной водки в мире, разве что английское виски, которое хранят специально в дубовых бочках, отчего оно приобретает благородный золотистый цвет, Петя же больше любил коньяк и уверял, что жидкость виноградной лозы впервые употребил Ной.
Кофе я варил в итальянской кофеварке. Когда кофе был готов, я разлил его в стаканы из толстого стекла. По словам Шагоди, толстое стекло лучше удерживает кофейный аромат.
Петя обычно просил меня сварить кофе по-турецки, в старой медной кофейнице, как его когда-то варили наши далекие предки.
Я лично могу пить любой кофе.
Мы сидели в гостиной. Маргит пила свой кофе. Шагоди отпил глоток и задержал во рту, наслаждаясь ароматом напитка. Потом, довольный, кивнул и проглотил содержимое стакана одним большим глотком.
— Хороший кофе, — сказал он и повернулся к Маргит: — Но ты пей осторожно.
— Это мне не повредит.
— Сколько раз я тебе говорил, что горячее для горла не менее вредно, чем холодное. Сама же завтра будешь жаловаться и кутать шею в теплый платок…
— Что такое, ты не здорова? — спросил я Маргит.
— Временами ее действительно беспокоит горло, и она никак не может избавиться от этого. Водил я ее к врачам. Один посмотрит, пошлет к другому…
— Потому что все твои врачи глупцы, — перебила Шагоди жена. — Один советует полоскать горло содой и на ночь завязывать шею теплым платком, другой же рекомендует пенициллиновую ингаляцию… и не пить ни горячего, ни холодного…
— Дорогая, весь вопрос в том, нужен тебе твой хурут или не нужен. А если ты хочешь от него избавиться, то…
— То я должна пить только теплый кофе. Дурой бы я была…
— Вот вы и попробуйте поспорить с ней. У нее такая логика… — Шагоди уставился в стену, пуская изо рта клубы дыма.
— Твою Маргит нужно отправить в Пекин, — сказал я шутливо. — В начале лета здесь был один мой друг, дипломат. Рассказывал, что он в течение многих лет мучился из-за этого самого хурута, чего только он ни делал, ничто не помогало. А когда он приехал в Пекин, там ему сделали всего лишь два укола в мочку уха, и всю напасть как рукой сняло.
— Ага… — Шагоди поднял голову. — Иглотерапия. — Нахмурившись, он добавил: — Об этом мы как-то говорили.
— Ну да. Как раз тогда у меня в гостях был этот самый дипломат. Петя тоже был… Он еще все расспрашивал дипломата, в какое место от какой болезни нужно колоть. Потом он всю областную библиотеку перерыл, все искал что-нибудь об иглотерапии, но так ничего и не нашел. И только позже купил у букиниста в Будапеште путевые заметки одного…
— Да, в середине июля произошла эта катастрофа…
— Нет, случилось это двадцать восьмого июля, то есть в конце месяца, а не в середине, — сказал я с раздражением.
— Какое это имеет значение, пятнадцатого или двадцать восьмого?
— Все-таки лучше, когда точнее.
— Ну хорошо. Одним словом, в середине июня был у нас этот спор. Петя пришел со своей глупой идеей…
— Знаешь, я бы не сказал, что идея была глупой. Ты ведь знаешь, что Петя всегда смотрел на жизнь несколько иначе, — сказал я.
— Странные вещи ты говоришь. — Шагоди поднял голову. — Что значит «смотрел на жизнь несколько иначе»? Каждый, разумеется, смотрит на жизнь по-своему, потому что один человек не похож на другого. Мне странно, что ты подчеркнул слово «всегда». Это что-то новое для меня.
Я смутился. Задумался. Эта фраза сорвалась у меня с языка. Я и сам никогда раньше не думал о Пете так, не отделял его от нас. Мы пили, ели, летали в солнечную погоду и в ненастную, слушали разглагольствования наших жен, ходили по улицам, разъезжали в машине, ходили на медицинские осмотры и так далее. Короче говоря, жили, не очень приглядываясь друг к другу. Дружба между людьми рождается вовсе не потому, что ты выбрал себе в друзья какого-то необыкновенного человека. Она приходит постепенно, рождается в преодолении трудностей, в обоюдном сближении друг с другом.