— Около 3–4 месяцев, и он быстро увеличивается.
— Не просто увеличивается! — прервал Острожского возбужденный глава дурдома. Он часто эмоционально накалялся, когда тема касалась его пациентов. — Мы прочли подсознание вашего бывшего коллеги Муравьева. Он намеренно баррикадируется в начале 19 века и расширяет захваченное Время. Более того, он намерен нас лишить машины времени.
— Разве такое возможно?!
Острожский и главврач в унисон кивнули, но я им все равно до конца не поверил.
— Он хочет изменить Историю, а нас уничтожить! — продолжил главврач, а Острожский поддержал его кивком.
«Ну конечно» — наконец до меня дошло. — Муравьев, обладая современными знаниями, может захватить власть в технически отсталом веке. Он может подвергнуть цензуре знания, и не дать хода открытиям, необходимым для создания машины времени. В умозаключении проглядывался парадокс: он обладает машиной времени, но изобрести ее невозможно?! Но ведь я тоже появился на свет от умершего в младенчестве предка, которого я, можно сказать воскресил?!»
— Я готов остановить Муравьева.
Я действительно не мог позволить какому-то психу переписать Историю, а главное, уничтожить меня. Без путешествий во Времени я не мог вылечить своего предка. И тогда не появился бы я. Так что в основе моего героизма лежал крепкий фундамент эгоизма.
— Мы очень надеемся на тебя, Иосиф. Только будь максимально осторожен, не попади в новую ловушку. Муравьев опасен, он, ты сам убедился, ни перед чем не остановится.
— Не беспокойтесь, уже ученый, — ответил руководству и рефлекторно куснул виртуальную блоху на левом предплечье.
Иона, в который раз хихикнула, в ее глазах вновь вспыхнула шальная искорка и переросла в огромную насмешку, а я густо покраснел. Как жаль, что я не покрыт густой шерстью! А она увидела неестественный румянец, и он растекся от пяток до макушки, став еще сочнее. Один пес меня поддержал, потерся рыжей головой о колено. Он-то знал насколько приятно щелкать зубами кусачих паразитов. Эх, мне бы собачью невозмутимость.
Литва
Сейчас на Земле один язык и один народ, хотя он и представлен индивидами из разных расовых групп. В Африке и сейчас большинство составляет негроидное население, а в Европе значительно больше европеоидов. Но мы, несомненно, один народ. Меня всегда удивляло, насколько мужественно народы в древности отстаивали свою самобытность. Зачем?! Вот мы слились в одно целое и счастливы. Зачем же столько крови пролили угнетатели и борцы за независимость? Вопрос оставался без ответа. И я опять прыгнул в агонизирующую Литву. Не только за Муравьевым, но и за ответами. Почему один народ уничтожал не только государственность, но и культуру, веру, язык и, даже, название другого народа? Помимо воли я симпатизировал Литве-Беларуси. Наверно потому, что знал: в меня вплетены гены этого древнего народа. А каждый подсознательно влюблен в самого себя, и все плохое и хорошее эгоистично лелеет в себе.
Вынырнул я уже в 1836 году. Раньше никак не получалось. Муравьев стремительно расширял недоступное нам пространство Времени. В Литве свирепствовала реакция. Восстание уже было подавлено, и сейчас все усилия угнетателей направлялись на уничтожение самобытности народа: уничтожали или переманивали православных униатских священников в Московский патриархат, и в храмах все чаще звучали проповеди на чуждом русском языке вместо родного литовского (белорусского) языка. А в 1840 году литвинов вообще переименуют в белорусов, а их язык вообще запретят. А те, кто писал на родном языке, рисковал угодить на каторгу. Даже большинство местных святых оказались под запретом, а их место заняли новые навязанные Москвой.
Впрочем, мое задание в быстрой поимке Муравьева, а не изучение политики в регионе. И чем позже я нейтрализую сумасшедшего полковника, тем больше он натворит бед. Приборы точно указывали, что он не сидит на месте, а скачет по векам, хоть и избрал своей вотчиной 19 век. Что он творит во Времени можно только догадываться, но после каждого такого скачка увеличивается недоступное нам время.
На сей раз, я сменил одежду богатого шляхтича на мундир офицера оккупационной армии. В мое новое кольцо вмонтировали антирадар, не позволяющий определить мое местонахождение в пространстве. Муравьев наверняка уже знает об очередном визитере из будущего, но устроить засаду с пушкой практически невозможно. А пистолет и сабля едва ли пробьют броню, замаскированную под мою кожу.
Модернизированный «Аладдин» нежным голосом Ионы проинформировал о полковнике. У кольца оказался не только тембр, но и насмешливые интонации Ионы. Зачем Острожский пошел на поводу у психиатров, почему кольцо не обезличено, как в прошлый раз?