— Вы отправляйтесь, а мне еще надо вернуть пса в его время.
— Пока, дружно попрощались «архангелы», растворяясь вместе с экс-кумиром племени.
— Ах!? — пошла волна изумления над поляной. Сегодня в неолите свершилось немало чудес, но к ним так и не привыкли.
«Дело сделано — пора в путь».
«Куда?» — не поняло распоряжение колечко.
«Подарю пса моему предку-повстанцу».
«Слушаю и повинуюсь, о, мой господин! О, всемогущий Аладдин, храбрейший Джеймс Бонд, повелитель Времен Иосиф!» — весьма едко, но подчинилось изделие лаборатории Острожского, зарегистрированное под инвентарным номером № 007М». «М» — значит модернизированное, а отличилась в усовершенствовании все та же Иона, но воплоти.
Иосиф исчез вслед за своими приятелями во Времени, вызвав еще один всплеск религиозного экстаза.
20. Родственники.
Пес уже в который раз переводил взгляд с меня на бывшего повстанца. Он предчувствовал расставание со мной. Умные собачьи глаза заволокло грустью и слезой, он иногда приподнимал морду с земли тихонько и жалостно подвывая.
«Дед мне нравится, но нестерпимо тяжело расставаться с любимым хозяином, даже сердце щемит», — переживал Тузик, набежали слезы, и забылась любимая охота на блох.
— Как звать пса?
— Без имени и дома. Возьми себе, верная псина.
«Без имени? Меня Тузиком уже не раз звали?»
— Муравьевым, что ли назвать?
— Р-р-р!!! — оскалил зубы пес, наверняка понял, о ком шла речь.
Я невольно вздрогнул, но сразу догадался, предок упомянул сволочь, но не из моего времени.
Иосиф-предок ласково потрепал лохматого пса.
— Хотя, нет! Какой из него вешатель? Он добрый, по глазам видно, — Иосиф опять уселся на завалинку и добавил: — А Муравьев за одно сравнение с собакой вздернет. Соседний хутор весь уничтожили.
— За что?
— Старший сын хозяина хутора подался к повстанцам, к Калиновскому. Вот, дабы другим было неповадно, сожгли всю семью прямо в избах.
Иосиф зло стукнул ладонью по завалинке так, что доска вместе со мной ушла вниз. Старому Пиотуху уже стукнуло под семьдесят, но сил и здоровья в былом рубаке хватало. И сейчас мог бы под гусарскими крыльями нестись на врага, рубить в крошево захватчиков. Но ему приходилось свято чтить данный мне обет.
— Мой старший тоже у Калиновского, но я схитрил, — Иосиф потрепал загривок тершегося у наших ног пса и закончил мысль: — Объявил о гибели сына, якобы утонул в реке. Жив ли он? Говорят, восстание не удалось, а Калиновского повесили. Но ничего, когда-нибудь сила несломленного духа возьмет верх над оккупантами, как бы они не зверели.
Я невольно вспомнил нашу предыдущую встречу. Тогда чудом вывернулся из лап смерти повстанец. А спустя три десятка лет попал в жернова еще одного восстания его сын, старший сын, не мой предок. Моя родословная продолжалась не от старшего Иосифа, а от второго сына, Бонифатия. Бонифатий еще ребенок, но крепок и здоров. Вроде волноваться нет смысла, ибо генеалогическая ветвь древа жизни не обрублена, на которой спустя века распустится листок меня. Так что парадокса в моем существовании на сей момент не видно. Но радости и печали рода, а может и больше, чем рода, не оставляли меня бесстрастно-равнодушным наблюдателем.
— Ты не жалеешь, что выдернул тогда из лап смерти, дал увидеть поражение и унижение твоего края?
— Я, когда взял в руки оружие, не искал признательности в глазах окружающих, а искал его в себе. Еще в начале восстания легко предугадывались наше поражение и гибель. Но увидев себя погибшим, было нечего терять, разум стал спокоен, а рука крепка.
«Мне бы такую силу духа!» — восхитился предком, но признал — кишка тонка. Но, тем не менее, страстно желал преодолеть свои слабости и на малюсенький шажок приблизиться к идеальному воину. Я с восторгом вслушивался в каждое слово своего идеала, у меня теплилась надежда перенять частичку его внутренней силы, ведь у нас общие гены.
— А победа? Конечно, приятно пожинать лавры победы или даже маленького успеха. Но я тебя уверяю: не столь важна победа на поле брани, как победа в собственном сердце. Что с того, что битва проиграна, но я не побежден, не на коленях. Меня не раз можно было убить, но победить, сломать — не думаю, — Иосиф погладил притихшего пса, собираясь с мыслями, и повторил меня: — Жалею ли? Разве можно отказаться от подарка второй жизни? Я принял твое условие не брать оружия, но схитрил. Мой старший сын — повстанец и в младшем не умер дух свободы. А пока живо стремление к свободе, страна не погибла, еще нет поражения. Сколько бы «Муравьевы» не вешали, стреляли, жгли, мы восстанем из пепла.