Вот и глядел заворожено на не электронное воплощение своей, так сказать половинки, и не знал, как к ней подступиться. В отличие от электронного прототипа здесь как раз было к чему подступиться. Любуясь сексуально совершенной оболочкой своей сданной в арсенал эфемерной половинки, я вновь ощутил свою цельность. Иона — рядом, псиная составляющая — при мне, и я к ним не только привык, но в некотором смысле сумел полюбить.
Иона, грациозно покачивая бедрами, подошла ко мне. От вдоха, казалось, ее белый халатик треснет под давлением двух совершенных по форме округлостей. У меня даже в голове помутилось от разыгравшегося воображения увидеть идеальную красоту. Но напрасно надеялся, она выдохнула — ткань халата выдержала прекрасный напор. Ее глаза парализовали, а губы шевелились в ворожбе.
«О, она мне что-то говорит?!»
— А вы как думаете? — услышал конец вопроса.
Раньше мне помогло бы выкрутиться колечко. Сейчас пришлось отдуваться самому.
Иона, кокетливо склонив голову набок, сверлила меня озорным взором, ожидая ответа. Она и электронная надо мной подтрунивала и сейчас посадила в «лужу». Не могла, что ли, спросить Острожского? Он все-таки компетентнее, профессор.
— Я не психиатр, вам виднее, — брякнул первое пришедшее в голову, но, если судить по ее недоуменному взгляду, то сильно промахнулся.
— Видите ли, — пришел на помощь Острожский. — Ступить дважды в прошлое невозможно. Мы не способны еще раз попасть в былое и стереть все, что натворил ваш пациент. Лучше вы постарайтесь стереть лишнее из его памяти.
— Мы поработали на славу, вы поверьте, вынужденно оставили в воспоминаниях Муравьева минимум необходимого, но кое-что весьма цепко ухватилось за его личность. Я подумала, что, изменив прошлое, вы заставите само прошлое менять память людей. Ведь они не смогут вспомнить то чего уже, с вашей помощью, не было. Как хорошо убрать таким методом из памяти лишнее, не травмируя грубым вмешательством в отдельные участки мозга больного. Согласитесь, нельзя помнить то, чего нет, чего никогда не было.
— Вы ошибаетесь. Человек всегда помнит то, что связано с личным опытом. Муравьев запомнит себя навсегда божком в каменном веке, независимо от нашего вмешательства в прошлое. Если нам удастся, даже если бы это оказалось возможным, удалить из каменного века Моисея, его Скрижали Завета и само его племя, то ничего не добьемся. В воспоминаниях Муравьева останутся нетленными Моисей, его племя и все-все реально происшедшее с вашим подопечным. С ним навсегда останется личное прошлое, даже если это прошлое некто вычеркнет из книги бытия.
Иона развела руки. Она никак не могла вникнуть в алогичные на ее взгляд построения моего шефа. Свое недоумение выразила в жестах, на слова прекрасной блондинки не хватило. Все же в колечке ее эрудиция базировалась на электронной памяти. Поэтому реальная Иона научилась компенсировать пробелы в образовании вздохами, взглядами, жестами, иронией.… Но как прекрасно у нее это получалось!
— Но вы утверждаете о пригодности Муравьева ко всем аспектам жизни вне психиатрической клиники. Так зачем вам еще некие манипуляции с больным, — Острожский словно споткнулся на последнем слове. — Так вы вылечили или нет Муравьева?
— Вылечили, вылечили, — вмешался главврач. Просто наш прекрасный лечащий врач хотела выписать Муравьева идеально здорового. А идеально здоровых, как известно, в природе не бывает.
И он с усмешкой оценил мой поиск паразитов под мышкой, а Иона хмыкнула. Я готов был провалиться, сбежать, раствориться, но удалось только густо покраснеть. И, не удержавшись, раздавил ногтями последнюю «блоху».
— Выписывайте, выписывайте, — вынес окончательный вердикт главврач.
После решения медицинского светила разговор опять ушел в русло психиатрической специфики, и я вновь выпал из круга общения, отдавшись созерцанию. Ну, вы догадываетесь кого.
Сколько я находился в нирване? Миг или вечность? Само понятие время исчезло. Но меня пробудило рукопожатие. Все прощались, мило улыбаясь друг дружке и лопоча обыденную чушь. Я же, цепко удерживая Ионину ладошку, оттащил блондинку в угол зала. Красавица недоуменно таращила глаза, но терпела наглую выходку.
Иона интуитивно чувствовала — сейчас свершится чудо. Кто его не ждет? Насмешливая красавица не была исключением. А воображение иногда дорисовывает обыденность до сказки. Главное, не проглядеть чуда, ведь оно может рядиться даже в лохмотья. А Иона, как любая девушка мечтала о любви, и Иосиф вовремя свалился в девичьи грезы. Само Время выбросило его истерзанное тело и душу, вмонтированную в собаку. Сколько сил, души она вложила, заново лепя Иосифа. Она подсознательно влюбилась в свое творение, словно античный скульптор в ожившую Галатею.