Сразу стало темно и тихо. «Словно в могиле», — сверлила мозг глупая ассоциация. Даже легкий страх проник в душу, но я его успешно не желал признавать. Но вот шлем ожил.
“Странно?” — подумал я. Я сидел в кресле и видел стол с Блохой. А сейчас перед глазами люстра.
Я повернул голову и увидел себя в кресле, обвитого проводами и с огромным шлемом на голове.
«Ага, — наконец дошло до мозгов. — Это же я вижу глазами Блохи».
Попробовал встать, но ничего не получилось. Меня крепко держали в кресле эластичные ремни.
— Учитесь двигать конечностями мысленно, и сигнал мгновенно передастся Блохе, — услышал голос конструктора.
Я сообразил, что привязан к креслу в целях моей же безопасности. Невозможно контролировать два тела одновременно. Я попытался сосредоточиться и встать, но только мысленно.
Потолок с люстрой ушли в сторону, и их место сменило сверкающее стеклом круглое поле и мои лапы, как у коровы на льду скользили по этой поверхности. Наконец мне по-человечьи удалось встать на задние конечности. У механической блохи, как и у человека всего четыре конечности, иначе мне не хватило бы воображения на управление лишними лапами. Затем я засеменил к краю чашки Петри, именно в ней шло первое испытание Блохи. Механическое существо с трудом слушалось, едва не падало, а мне казалось, будто это я качаюсь и мелкими шажками скольжу к прозрачной стенке чашки.
Наконец надоело бесконечно шагать несколько несчастных сантиметров, и я прыгнул.
Потолок мигом очутился у моих глаз, даже успел увидеть тронутые пылью лампы люстры. Затем едва не столкнулся с огромной отливающей зеленью мухой. Ее крылья легонько зацепили пластмассовый корпус Блохи, придавая вращательное движение, и комната стремительно завертелась, все в голове завертелось волчком. Спустя секунду-другую грохнулся лбом то ли о стол или о пол, но подобной боли я давненько не испытывал.
«А говорил, гадюка, что-то о предохранителях?!!» — смешалась боль с искрами в глазах и искренним возмущением.
Боль еще меня не покинула, но к ней прибавилась тьма.
«Ослеп!!! И зачем согласился на дебильные испытания. Пришью змеюку!!! Освобожусь от пут и удавлю!»
Что-то подобное жгло мозг еще несколько минут, но боль несколько утихла, и я тоже успокоился.
С головы сняли шлем, я увидел лабораторию.
«Не ослеп!» — накатила волна счастья.
Конструктор освобождал меня от датчиков, пут и то ли инструктировал, то ли успокаивал:
— Зачем вы прыгали? Еще нет опыта, вот и разбили телекамеру. Было больно? Это пустяки. Глаза закапаем лекарством — боль мигом пройдет.
Так он убаюкивал мою психику, и я действительно уже не собирался его душить. Правда и места для любви в душе не осталось.
Конструктор отправил меня в трехдневный отпуск, столько ему требовалось времени на ремонт телекамеры-глаза.
Компенсацию причиненного ущерба здоровью определил творец Блохи, вручив тоненькую пачку денег, но в крупных купюрах. Я не крохобор, но честно определил подарок наилучшим лекарством от накатившей депрессии.
Спустя три дня я вновь оживил Блоху. Перед испытаниями предложил конструктору для стабилизации полета во время прыжка держать лоскуток ткани. Во время прыжка я держал его в кулаке и давал развернуться ткани, когда достигал наивысшей точки полета. Простенькая тряпочка всегда позволяла приземляться на ноги, а не на голову. Так что новых ошибок в управлении прыжками не было, и Блоха не наказывала новыми порциями боли.
Спустя пару дней Блоха послушно бегала, ползала, прыгала и даже лазила по стенам и потолкам используя присоски на лапах. А еще я впитывал каждое слово конструктора о принципах работы механизма. Так я узнал, что сигналы управления имеют два отличительных друг от друга типа. Обычный радиосигнал передает звук и изображение на монитор и радиорепродуктор в узел контроля, а вот другой сигнал похитрее. Он своего рода ноу-хау и воспринимается непосредственно шлемом, усиливается и поступает непосредственно в мозг испытателя. Мои мысленные приказы транслируются в обратном порядке Блохе.
В конце концов и я и конструктор поняли: больше в помещении лаборатории Блохе делать нечего, пора начинать полевые испытания.
Следующим утром Блоху вынесли из лаборатории в цветочную клумбу во внутреннем дворе исследовательского центра, а я вновь проник в потроха крохотного механизма.
В клумбе природа несколько рафинирована, но я и не подозревал насколько она разнообразна и богата даже в урезанном виде.