Я уже собирался слезть на землю по обрубку стебля, но очутился в руке лаборанта. Сам не знаю, как сдержался, не пустил кровь у него, все же злость во мне еще не выкипела.
— Демонстрационные испытания завершены, — объявил белобрысый лаборант. — Приказано отнести в лабораторию.
Я не успел что-либо сделать либо подумать, как шлем сняли. Передо мной стоял конструктор, бережно опуская шлем в футляр на полке.
— Зачем вы тяпнули генерала?! — с места в карьер попытался меня ошарашить шеф мой и Блохи. — Вы его сумели разозлить.
— И поделом. Нечего всюду совать нос. Как бы ему нюхалку не прищемили в Брюсселе.
— Не прищемят, его там не будет. А вот вы в Блохе излазите штаб-квартиру НАТО вдоль и поперек, пока не найдете все, что пожелает генерал. И разнюхаете все аккуратно. Сами знаете: если Блохе прищемят нос, то ваш болеть будет.
— Шпионить не буду! — твердо отрезал я. — Да и вообще вы надоели со своей Блохой. Увольняюсь!
— Раньше уйти можно было, но сейчас вы слишком много знаете. Сейчас вы наш навсегда.
— Раб, что ли? — ехидно спросил и добавил: — Ухожу!
— Очередное испытание завтра утром. Отдыхайте.
“Он глухой?!”
— Вы останетесь отдыхать в номере № 1, нашем лучшем жилом отсеке, — продолжал объяснять мне конструктор, но многозначительно посмотрел на двух дюжих лаборантов.
Крепыши понимающе кивнули и ухватили меня подмышки со знанием дела. Я попробовал вырваться, но меня стреножили явно профессионалы.
Меня втолкнули в гостиничный номер люкс если судить по антуражу. Вот только дверь запиралась снаружи, а окна украшали крепкие решетки.
“Вот влип, придурок!” — честно определил свои умственные способности. Еще погоревал о превратностях судьбы, да только плачь, реви белугой, а ничего не изменишь. Я быстро уразумел эту нехитрую реальность, и как ни удивительно, но успокоился. Да, меня загнали в угол, но я никогда не сдамся. Хоть убей, а раба из меня никто не вылепит.
Утром я уже не воплощался в Блоху, а изучал схему помещений, воздуховодов и иных коммуникаций штаб-квартиры НАТО в Брюсселе.
Генерал интересовался неким секретным документом, но найти его среди тонн бумаг мощного военно-бюрократического ведомства крохотной Блохе представлялось нереальным. Поэтому мне предписывалось пробраться в места совещаний высшего руководства и банально все подслушать. Сложность состояла еще в необходимости всю информацию прослушать, а затем честно пересказать. Ведь информация транслировалась прямо мне в мозг, а запись ее на мониторы и магнитофон технически не была решена. Касательно первого пункта особых сомнений не было, но вот моя добросовестность вызывала справедливые сомнения конструктора. Но у него выбора не было, пока никто не мог заменить меня в управлении Блохой, и помимо того я неплохо владел английским и французским языками. Во мне совместились инженер и акробат для управления Блохой и языки для шпионажа.
— Подведешь, — стращал конструктор. — И я тебя в страшных муках уничтожу. Растяну казнь на год, а то и больше. Ты захлебнешься болью. В моей изобретательности можешь не сомневаться. Сам понимаешь: изощренную казнь намного легче придумать и осуществить, чем создать Блоху.
Он еще чем-то пугал, но суть я и так понял: искать путь спасения следует предельно осторожно. Сначала постараюсь перехитрить НАТО, а там уж придется обдурить доморощенных шпионов. Как-нибудь улучу момент и вырвусь из-под опеки блошиного мастера, Левши нашего века. Правда он правша, но подковать мог бы, на мой взгляд, инфузорию, а то и микроба.
Спустя неделю я ориентировался в схемах сердца НАТО на пять. Вот только смогу ли я распознать реальные коридоры и кабинеты глазами Блохи?
Меня опять прицепили к креслу испытателя, нахлобучили шлем, а конструктор готовил к боевому испытанию. К разведке боем, так сказать.
— Блоху удалось спрятать за сливным бачком в туалете.
Конструктор указал на схеме. Я внутренне согласился: грязному шпионажу достойное место.
— Ты уж не подведи, — напутствовал он. — Справишься с заданием — отпущу на все четыре стороны и еще вознаграждение получишь. А подведешь — мало не покажется, сотру в порошок.
Касательно вознаграждения и свободы я не сомневался: врет. Впрочем, еще больше был уверен в искренности угроз.