— Ну, скажем, это была одна из причин, конечно, мои амбиции сняться в глобальном проекте были первичны. Хотя…
— И как? Ты остался доволен «Великим царем» в моем исполнении?
— Более чем, «мой Александр», — Джа понизил голос, и интонация получилась абсолютно такой же, как во время съемок, от чего у Фаррелла возникло дежавю. Его буквально швырнуло назад в прошлое. Он вспомнил, как было жарко, как они тренировались, каким горячим и темпераментным был Джей, как самозабвенно он входил в роль хилиарха, всегда рядом, всегда по правую руку, даже в перерывах между съемками. «Школа Станиславского» — сразу было ясно, его засасывало в роль безвозвратно. Увлеченный, отдающийся характеру персонажа на все двести.
Вдоль позвоночника ирландца пробежался холодок. Тогда Фаррелл и предположить не мог, что Джа настолько гей, а ведь они спали в одной палатке и вместе принимали душ. Внутри что-то затрепетало, Колин незаметно для себя посмотрел на блестящие от воды губы Лето. Его красота воспринималась иначе. Сейчас, в этом месте, когда Колин узнал наверняка… Она была будто вызов, приглашение к действиям, не зря же Джей так культивировал ее в себе.
Взгляд темных глаз застыл на тонком запястье, перетянутым шелковым синим платком.
— Ты ведь не знаешь, что это значит? — проследив за его взглядом, Джей уловил зарождавшийся интерес.
— Нет.
— Но хотел бы узнать? — Лето шагнул ближе, с опаской разглядывая любопытство на дне карих глаз.
Колин даже незаметно для себя перестал дышать от такого неожиданно быстрого контакта, от резкой смены темы разговора; он сам не понял, как оказался вовлечен в опасную игру.
— Я узнаю, будь уверен.
Решительный твердый тон ирландца был для Джея, как призыв к действиям. Лето понял — процесс запущен, Фаррелл проглотил наживку.
— Подумай хорошо — назад дороги не будет, — добавил он, прекрасно помня, как любые ограничения лишь распаляли страсть свободолюбивого «Александра».
========== Часть 3 ==========
— Привет, Геф, — Колин писал Джею на фейсбуке.
Они переписывались порядка двух недель и почти смогли достичь того непринужденного и достаточно откровенного уровня общения, что был между ними на съемках „Александра“. Только вот темы их разговоров были иными. От сугубо профессиональных и нейтральных они все чаще сходились к неприкрытому флирту и даже носили открыто сексуальный характер.
Встреча с Колином в этом клубе воспринялась Джеем, как пощечина, ведь долгое время съемок он был убежден в стопроцентной гетеросексуальности своего самого близкого партнера по фильму.
Колин так самозабвенно и даже одержимо обхаживал Джоли, что Лето утратил все надежды переключить внимание „Царя“ на себя. Это было обидно, ведь темпераментный ирландец как никто привлекал ищущую приключений натуру Лето. Джей буквально бредил им до тех пор, пока окончательно не убедился, что „его Александр“ стопроцентный натурал. А ведь на уловки Джа велись порой даже женатые самцы, лишь только этот мужлан — Фаррелл упорно не замечал ни широко распахнутых голубых глаз, так часто недвусмысленно демонстрирующих острую в нем заинтересованность. Не замечал он и соблазнительных, нежных улыбок, и ненавязчивых, легких, но продолжительных прикосновений нежных рук „своего Гефестиона“ к горячей, смуглой от Марокканского солнца коже. Короче, нихрена не видел и не понимал этот ирландец, зацикленный на идеи стать страшным сном Бреда Питта, в то время, как Джею только и оставалось, что на лбу у себя написать: „Хочу тебя, долбаный, ты идиот“.
Но писать не пришлось, Джей всегда подходил к делам душевным разумно, поэтому попытав судьбу еще несколько раз, и убедившись, что сексуальные приключения с Фарреллом останутся его несбыточной фантазией, он отмел эту идею, как нереальную для воплощения.
Теперь же, как выяснилось, этот „натурал“ разгуливал по самым голубым местечкам в поисках сексуальных забав, и пусть он даже не пытается оправдываться, говоря, что это все Майерс — грязный извращенец притащил друга в этот вертеп разврата.
На смену сомнениям к Джею пришло запоздавшее на десять лет и, от того еще более досадное, понимание — он не ошибся тогда — Фаррелл был испорчен до кончиков ногтей, и эта испорченность включала в себя так же и нетрадиционные интересы. Рано Джей опустил руки, будь он настойчивее, этот ирландец был бы уже давно зачислен в список его побед.
Факовое настроение не покидало Лето-младшего с момента их встречи в том клубе. И даже многообещающие переписки все с тем же Фарреллом были не способны приподнять всегда стремящийся к совершенству дух рокера. Даже навязчивое и где-то, возможно, больное желание Фаррелла преодолеть разделившую их за долгие годы пропасть, хотя бы в переписках, так же не радовало Лето. Только один единственный факт мог избавить его от душевного онанизма — Фаррелл должен соблазниться, запасть на него, как голодный, бунтующий зверь, вырвавшийся на свободу. Он должен просить о встречах, при этом уже в своих мыслях имея Лето самыми развратными способами. Только на этих условиях душевная гармония согласится вернуться в жестоко обманувшуюся душу перфекциониста.
— Привет, Александр, — Джей со скучающим видом ответил на новое сообщение.
Колин решил не торопиться с ответом, а получше обдумать тему переписки. Он хотел уже покончить с ни к чему не ведущими, бессмысленными разговорами. Он слишком много последнее время думал о бывшем партнере и хотел однозначным способом утолить свой голод по нему. Нужна встреча, приватная, с однозначным подтекстом.
«Может, просто уже написать „хочу тебя“, - нет, глупо» — Колин улыбнулся своей несдержанности. «Может — „думаю о тебе все время“? — И снова нет, правду писать опасно. Колин тяжело выдохнул, на ум опять приходили лишь двусмысленные, банальные вещи.
„Сука, что в тебе такого“? — Возможно, это подойдет? Снова уставшая улыбка на красивом лице. «Убью„… «Дождись только встречи„…
Раздумья затянулись, засасывая в пучину невеселых выводов о себе:
Когда он увидел Джея снова, внутри что-то дрогнуло, какая-то струна. Он не знал почему, но Лето сейчас привлекал его больше, чем когда-либо. Он так сильно отличался от всех этих масленых перемасленых членов мерзкого общества и казался совершенно по ошибке туда забредшим странником. Но, при всем при этом в поведение Джея улавливалось безоговорочное, уверенное знание ареала обитания, который Колину был до тошноты чужд.
Джей теперь был для него проводником, хранителем сакральных секретов темной стороны. У Колина же в голове не укладывался такой контраст. Как чистый, светлый, талантливый и всегда одухотворенный в его глазах, Джей мог быть частью всего этого? Сколько же запретных вещей скрывает его душа? Что же на самом деле таится за этой белоснежной, всегда открытой улыбкой и светлым, располагающим взглядом?
Темный-темный мир.
Фаррелл почувствовал тогда импульс, исходящий от Лето — он заигрывал, хотел понравиться, хотел, чтобы „его Александр“ теперь взглянул на него совершенно с другой стороны. И еще Колину почувствовался непонятно откуда взявшийся дух соперничества. Джа будто пытался ему что-то доказать, что-то, чего Фаррелл не понимал, но что теперь так сильно ему хотелось осмыслить. Лето однозначно заинтриговал, и, учитывая обстановку, в которой они встретились спустя столько лет, это было весьма неожиданно.