- Всё было под контролем, пока ты не появился.
- Да ничего ты не контролировал, пойми это наконец. Ты всегда получаешь то, что хочешь - это верно, но меня получить не можешь, и ты бесишься. Это не любовь, это болезнь внутри тебя.
- Ты, наверное, и название ей знаешь?
- Нет. Знаю только, что когда ты удовлетворяешь свою прихоть, то переходишь к следующей, более вызывающей, и так бесконечно. Но со мной не вышло, и ты зациклился.
- Ок, пусть так - я больной урод… Тогда ответь, что тебе от меня было нужно? Ты же что-то чувствуешь?
- Многое, только это тоже просто слабость. Все, что мы делаем – запретно, и я никогда не смогу считать это нормальным, так уж сложилось. Я такой, я в себе это не принимаю, и извини, но тебя я тоже принять не смогу. Ты особенный, ты важен для меня, но это не любовь. Как только я отпущу себя, дав нам шанс, я знаю - все тут же закончится. Я не хочу давать даже малейшей надежды, потому что, когда ты перестанешь быть мне нужен, то тебе будет очень больно, а я этого не хочу. Ты был прав, встречаться дальше – плохая идея. Нужно время, чтобы все прошло. Я не буду сюда приходить, не ищи меня и я обещаю, что тебя я тоже больше не побеспокою.
Он ушел, выпалив признание на одном дыхании. Закрыв за собой дверь, Колин на мгновение тяжело привалился к ней спиной, борясь с желанием вернуться, чтобы прижать к себе сникшие плечи, чтобы не отпускать онемевшего от горя Джея, чтобы забрать обратно рвущие в клочья его сердце слова. Можно было и мягче, но зачем? Он же любит боль, пусть наслаждается. Колин отомстил, теперь точно – за тот звонок, за Мэттью, за свою дрессировку, за все. Но где легкость? Где такой долгожданный покой? Почему вместо вздоха облегчения, ему хочется кричать?
Лишь на мгновение сомнения одолели его, доля секунды отделяла от изменения решения. Нет, Джей не для него, такие, как этот парень вообще не для кого, им лучше быть подальше от нормальных людей, и лучше таких не знать совсем. Если бы был выбор, Колин предпочел бы даже отказаться от роли «Александра», чтобы избежать всего этого кошмара.
Судорожно работающую мысль разрушил крик, донесшийся из-за двери, и тут же последовал удар чего-то тяжелого в стену. Звон стекла. «Светильник с пола» - определил источник звука Фаррелл. «В темноте глаза перестают болеть», - к чему-то вспомнил ирландец, отлепляясь от двери, за которой, его фурия первый раз так явно потеряла самообладание.
Фаррелл шел пешком по ночным улицам, проклиная день, когда ему прислали сценарий «Александра».
========== Часть 25 ==========
Мэттью сидел на диване в своем доме и надирался виски, как последний раз в жизни. Джаред пропал после их ссоры. Не появлялся ни у себя, не приходил сюда даже за необходимым ноутом, в котором хранилась вся его жизнь. Гитара и кеды стояли у входа, как будто он все еще был здесь, будто вернется.
Мэттью осушил бокал, сморгнув с ресниц такую редкую влагу. Джей не отвечал на звонки, не на сообщения в сети, вот уже четыре дня, как они не разговаривали.
Отчаяние.
Зачем он так? Почему не сдержался, ведь знал же, что Джаред все это несерьезно. Это тогда, в порыве ярости и ревности его угрозы казались абсурдными и жестокими, теперь же в его словах Мэттью улавливал очевидную правду. Теперь предложение Джея казалось освобождением от всего обременяющего и самым простым путем к счастью.
Мэттью снова сморгнул соленые капли и задумался о природе вещей – никогда он не рыдал в голос, даже в детстве, даже когда умер отец. А сейчас из-за НЕГО эта влага в уголках глаз заставляла поверить, что Джей, наверное, единственный, кто важен настолько, что хочется выть. «А он предупреждал», - коварный внутренний голос подкинул воспоминаний – они были в машине, целовались первый раз, и Джаред шутил про свой характер: «Я заставляю выть других…». Нет он не шутил, это было честное предупреждение.
Хотелось кричать, выть, скулить – все что угодно, лишь бы он вернулся, лишь бы снова осветил жизнь своим присутствием. Мэттью любил, сильно, страшно и скверно ревнуя ко всему, что было Джею дорого.
Джаред был в туре уже четыре месяца, и им выпадали лишь редкие встречи. Он прилетал к Мэттью старательно раз в месяц, и оставался дня на три, редко на неделю. И этого было чертовски мало. Мэтта ломало, буквально выворачивало кости, когда он думал о нем, когда ждал его приезда. Он горел всякий раз, когда после невыносимых недель ожидания прикасался к нему, целовал и проникал в его тело, растягивая как можно дольше бесценное удовольствие от обладания им. Все вокруг меркло и теряло смысл, когда Джаред был рядом. Вселенная сжималась до размеров их спальни, точнее кровати, и Мэттью, как больной пытался напитаться им впрок, понимая, что следующая встреча случиться очень нескоро. Но стоило оторваться от его губ и просто лечь рядом, наблюдая, как Джей тяжело дышит, как закрываются и также медленно открываются его невероятные глаза, как пульсирует на шее артерия, выдавая бешеный ритм, в котором существует его тело рядом с Мэттью; в эти мгновения Мэтт как никогда понимал, что насытиться этим невозможно - ему всегда будет мало. И становилось больно от всего – от скорого расставания, от его глаз, от смятых простыней, от бледного предрассветного неба. Весь мир становился болезненно зыбким и каким-то бумажным, когда Джаред был так близко и уже так далеко. И тогда Мэттью обнимал его, сжимая сильно, почти до боли, его тело. Он закрывал глаза и просто дышал запахом его волос и кожи, запахом Джея, который исчезнет, как только встанет Солнце. Это было самым тяжелым в их отношениях.
Но в этот раз Джей не приехал. Точнее, в город он вернулся, но вот в их дом не спешил.
Они встретились только через два дня после того, как Джа приземлился в ЛА. Целых два дня Мэттью не мог на него выйти. Джаред встречался с кем угодно, только не с ним. Он улаживал дела в студии, сказал, что запускает свою интернет платформу и сделал недельный перерыв в туре только для того, чтобы встретится с айтишниками, работающими над проектом.
Мэттью злился из-за того, что, несмотря на очередной месяц, проведенный вдали друг от друга, Джаред занят движением лишь своей жизни, не включая в ее биоритмы его любовь.
Ревность ослепляла, делала подозрительным любой шаг Джея в глазах МакКонахи, и он банально подозревая Лето в измене, не понимая, что Джареду куда важнее и интереснее любых любовных приключений развитие собственного имени, которое он уже в двадцать лет сделал брендом, а сейчас успешно продвигал. Мэттью не знал этой маниакально одержимой работой стороны его личности, он не подозревал, что еще одной порочной страстью Джея была зациклинность на своей группе и ее потребностях, ведь других детей у Лето не было. Маньячный отец-перфекионист во всем, что касается его детища - вот кем, в сущности, был его парень.
Промотавшись почти два дня по встречам, связанным с запуском сайта, который по его мнению должен стать эволюционным скачком в медиа-индустрии, уставший и еще не отошедший от концертов, Джей приехал ночью в их пустой дом.
В то время, как в очередном баре Мэттью ломал себе голову, с кем же любовник тратит только им принадлежащие минуты, Джаред спокойно спал в их постели.